В защиту «Щ»

Подходит ко мне директриса гимназии и говорит:

— Ну што вы, Валянцін Канстанцінавіч, так разнерваваліся, ну чытае новы настаўнік дзецям фізіку па-беларуску, а вы думаеце — лёгка зараз рускамоўнага знайсці? Ды і потым, дзецям цяжка фізіку на рускай вучыць, шмат хто не разумее, бацькі скардзяцца!.

Не успел я ей ответить, как менты подхватили меня под руки и в воронок заволокли, несанкционированный пикет, говорят. Отвезли в РУВД ближайший, составили по-быстренькому протокол об административном правонарушении за этот самый несанкционированый пикет и в суд заволокли.

Захожу в помещение, сидят за столами судья, секретарша — ничего себе, кстати, такая, белявенькая, в мини-юбочке, но не об этом я.

Ну, судья мне так скороговоркой и говорит: «Слухаецца справа аб адміністрацыйным правапарушэнні па артыкуле… суд у складзе суддзі….».

«Извините, а можно по-русски», — говорю я им в своем сне.

А судья мне: «Не перабівайце суддзю, калі хочаце нешта суд папрасіць, для гэтага ёсць хадайніцтвы, вам зразумела?».

Я: «Тогда я заявляю ходатайство. Учитывая, что в соответствии со ст.17 Конституции Республики Беларусь у нас два государственных языка, и одним из языков судопроизводства является русский, я прошу вести процесс на русском языке. Вот!»

Судья: «Суд, параіўшыся на месцы, вызначыў: хадайніцтва адхіліць. Згодна з арт. 17 Канстытуцыі Беларусі, дзяржаўнымі мовамі з’яўляюцца руская і беларуская. Таму судовае паседжанне будзе весціся па-беларуску. Вы беларускую мову разумееце?».

Я: «Ну да, понимаю, конечно, но я в повседневной жизни на русском разговариваю, и дети мои в русскоязычный садик ходят, их всего два в Минске, сын вот сейчас в русскоязычной гимназии учится и…».

Судья: «Ну вось і цудоўненька, значыць, беларускую мову разумеце, перакладчык вам не патрэбны, працягнем судовае паседжанне …”

Я: «Подождите, подождите, а как же протокол? Как секретарь прокотокол судебного заседания будет вести? Она что — меня автоматически переводить с русского на белорусский будет? Сама? Она же не переводчик… Значит так, я требую, чтобы мои слова в протоколе отображались на русском, прямой речью, я …».

Судья: «Правапарушальнік, супакойцеся. Справаводства ў судзе вядзецца толькі па-беларуску, нам што — з-за вашых выбрыкаў праграму ў кампутары перасталёўваць? У нас няма рускай клавіятуры… няма літар “и”, а таксама “щ”. Вось усе людзі як людзі па-беларуску гавораць, а гэтыя… выдурняюцца ўсё. Вы ж, правапарушальнік, у Менску вучыліся, дзе ўсе навокал па-беларуску гавораць, усё разумееце, што вы тут камедыю ламаеце і судовае паседжанне зацягваеце?».

Я: «Да это беспредел какой-то. У вас не только «и» и «щ» нет, у вас и все законы только на белорусском, Административного кодекса на русском даже нет. Я буду жаловаться в Товарищество русского языка имени Пушкина, в Конституционный суд, я к правозащитникам пойду, я….».

Судья: «Правапарушальнік, яшчэ раз кажу: сядзьце і супакойцеся…».

Я: «А я не сяду, я… Да это просто дискриминация русскоязычного меньшинства, нас, между прочим, русскоговорящих, по последней переписи 23%, я требую… нет я настаиваю…».

Судья: «Так, я раблю вам заўвагу, вы парушаеце парадак у судовым паседжанні. Наступны раз я буду вымушаная…».

Я: «Да пошли вы на хер с вашим судом, оккупанты проклятые!».

Судья: «Што-о-о? Гэта непавага да суда! Сакратар, паклічце міліцыянтаў і будзем складаць пратакол! Зараз у ЦІП паедзеце, хуліган!».

Тут двери распахиваются и вбегают менты, хватают меня, валят на пол…

… Я подрываюсь в ужасе с кровати, аж вспотел весь! Приснится же такое…

Странный сон какой-то… К чему бы это он интересно? К смене погоды, наверное…

Валентин СТЕФАНОВИЧ, «Вясна»