Февраль, наши дни. В моей родной стране продолжаются снегопады и «зачистки» всякого свободомыслия, а шитая белыми нитками года народного единства прореха между Беларусью и Белоруссией медленно, но верно превращается в пропасть. Хотя эти, из телевизора, привычно пытаются создать иллюзию привычной жизни, в том числе культурной.
И если развлекательные проекты типа местной версии «X-Factor» и «Песни года Беларуси» телебосы благоразумно отменили, сославшись на эпидемиологическую обстановку, то любимую игрушку, «Евровидение», решили не отдавать. Белтелерадиокомпания объявила очередной национальный (нервный смех в зале) отбор, куда поступило около полусотни композиций. Правда, среди претендентов нет и не будет победителей прошлогоднего отбора дуэта VAL — как сообщила БТРК еще в прошлом году, «не потому, что на БТ что-то «сломалось» или лютует цензура, а потому, что у артистов группы VAL отсутствует совесть». Переводя с бюрократического на русский — организаторы и артисты не совпали гражданскими позициями, и первые закрыли дорогу вторым.
Вообще, ссориться с БТ участникам белшоубиза чревато, это на себе испытали некоторые участники «Евровидения» прошлых лет. Одни были отлучены от эфиров, другие вовсе переехали в другую страну, чтобы там петь, дышать и жить. Однако впервые в истории Беларуси на «Евровидении» кошка и мышка могут поменяться ролями: еще в конце января Белорусский фонд культурной солидарности запустил кампанию по лишению БТРК членства в Европейском вещательном союзе и, соответственно, права трансляции и участия — от нашего имени, от всей страны — в «Евровидении-2021».
Тут же раздались голоса, мол, а до «Евровидения» ли нам вовсе, когда ситуация в стране далека от нормы, как статистика Минздрава по коронавирусу от правды? Вставлю три копейки, почему, на мой взгляд, «Евровидение» может быть важным для Беларуси и лучше нам быть или не быть на конкурсе в этом году.
Итак, «Евровидение», кто бы как к нему не относился, — крупнейшее неспортивное телешоу, совокупная аудитория которого в мире ежегодно около 200 миллионов зрителей, а в некоторые годы доходила и до 600 миллионов. Лично я писала о конкурсе с тех самых пор, как Беларусь стала его частью (с 2003 года — детского, с 2004 — взрослого).
Собирала какие-то интересные «фишки» и факты, вела статистику, смотрела, как местные «звезды» выстраиваются в очередь на фото с первой беларуской-победительницей детского «Евровидения» Ксюшей Ситник, наблюдала, как артисты детского конкурса дорастают до взрослого, кто-то раскрывается, а кто-то исчезает с радаров.
Трижды мне повезло не только увидеть, но и побывать по ту сторону экрана, в гуще событий. Это был важный и ценный опыт — не только убедиться, что конкурс и в самом деле нежно любим ЛГБТ-сообществом, но также увидеть вживую, как могут работать механизмы шоу-бизнеса, как «выстреливает» неформат и не окупаются миллионные вложения, и, кажется, вот-вот понять, чего же не хватает нам, чтобы спеть ту самую, победную песню…
Взять Киев в 2005-м. В городе всю евронеделю был настоящий праздник. Нет, не так — Праздник. У нас тогда был двойной интерес: Россию представляла беларуска Наталья Подольская, а Анжелику Агурбаш продюсировал целый Киркоров. Не выгорело.
А вот для украинцев, кажется, главным было не место — «Евровидение» для них феерично выиграла годом раньше Руслана, — а то, что со сцены прозвучит гимн «оранжевой революции», «Разом нас богато, нас не подолати». И хоть группу «Гринджолы» организаторы в конце концов вынудили заменить в песне откровенно политические строчки, — но все знали, о чем там, песня звучала из каждого утюга, и исполнителей на каждой репетиции встречали, словно триумфаторов.
Или вспомнить Москву 2009-го, когда примерно в четвертом часу утра машинист метро, ожидая зрителей из «Олимпийского», спросил по громкой связи: «Ребята, кто выиграл?» — а в ответ хором грянуло восторженное: «Наши!!!». (Будем честны, добрых десять лет белорусские СМИ вспоминали по всякому удобному поводу, что норвежский парень со скрипкой Саша Рыбак — вообще-то наш, витебский).
Я это к чему вспомнила. К тому, что «Евровидение» — отличный шанс продвинуть своё. Страну, язык, музыку, культуру. Удивительным образом у нас всю дорогу получалось наоборот. Лет пятнадцать подряд каждый отбор либо заканчивался скандалом, либо вызывал у местной публики скептические смешки «кто это и почему за наши деньги будет представлять Беларусь?», либо то и другое сразу.
Возможно, дело в непрозрачности национальных отборов и системе подсчета голосов, которой беларусы доверяют примерно как ЦИКу.
Свою роль сыграло и отношение «сверху»: пение не спорт, для имиджа пускай будет, но без фанатизма — потому уже в детском «Евровидении-2010», которое принимал Минск, политики было больше, чем музыки, а детский конкурс 2018-го на фоне грядущих Европейских игр промелькнул вообще незаметно и забылся едва ли не через день после окончания.
И, наконец (может быть, это главное) — во всей этой истории не было развития, роста зрительского интереса год за годом, зато была череда разочарований. Всколыхнуть болотное равнодушие и развеять «ашчушчэние», что ничего нам не светит, удалось разве что Диме Колдуну (2007), да группе Naviband (2017) — первой и пока единственной, кто вышел на сцену «Евровидения» с песней на белорусском языке. Лера Грибусова и Влад Пашкевич из VAL могли стать вторыми — но оказались неудобными и немолчаливыми, «потеряли совесть».
Такое, кстати, уже было в Украине в 2019-м, когда обладатели трех первых мест национального отбора отказались выступать на конкурсе из-за политизации отбора. Но в нашем случае на бойкот отбора артистами, увы, рассчитывать не приходится — найдутся не свои, так пришлые (что специально оговорено в правилах), не добровольцы, так «назначенные» в закрытом режиме, как в 2011-м, когда спустя несколько месяцев после жесткого разгона Площади с экранов как ни в чем не бывало звучала песенка-чудесенка «I love Belarus»…
Самым честным вариантом было бы пропустить этот год (да хотя бы и из-за коронавируса). Но БТРК на это не пойдет, ведь отказаться от «Евровидения» — значит, признать глубокий кризис, которого в Беларуси как бы нет. Поэтому имитация нормы и пение про любимую, которую не отдают, продолжатся в том или ином составе. Хотя, положа руку на сердце, из аутсайдеров евросонга Беларусь нынче не вытянут даже Леди Гага, Адам Ламберт и Элтон Джон вместе взятые, достань у кого-либо денег и возможностей их уговорить.
Не верю я и в дисквалификацию белорусского ТВ по политическим мотивам — представители ЕВС пожурят, повторят, что поддерживают демократические устремления нашего народа, но на том и все.
Вариант, который лично мне симпатичен — отправить-таки VAL выступить в Роттердаме вне конкурса, в качестве специального гостя. Не победы ради и даже не роднай мовы для (хотя очень, очень хотелось бы). Просто чтобы напомнить миру и самим себе о том, что Беларусь и Белоруссия — разные страны, и что никакие черные списки музыкантов не запретят им — петь, а нам — слушать и подпевать. Если получится, то всей страной.
Виктория Телешук, журналист, критик
Список Всемирного наследия UNESCO в последнее время пополняется неохотно (особенно если речь идет о материальных…
«Начальство делает вид, что нам платит, мы делаем вид, что работаем» — таков был ответ…
«Мы абсолютно не прячем то, что мы кого-то будем поддерживать. Это естественно. Если бы мы…
Наша национальная особенность согласования частных и коллективных (далее, государственных) интересов заключается в том, что при…
В прошлом году получили от экспорта продовольствия 8,3 миллиарда долларов, а для обеспечения этого показателя…
Суть рыночной экономики — в реализации личных интересов граждан, побочным результатом чего является рост общественного…