Categories: Взгляд

Преодолевая авторитаризм: path-dependence и новая гражданственность

Прошел год, как Беларусь вступила в период тяжелейшего социально-политического кризиса – самого тяжелого за всё время существования этой постсоветской страны.

2021 стал годом масштабных репрессий и массовой вынужденной эмиграции: наступил период политической реакции госаппарата на революционный подъем гражданского общества 2020 года.

Одновременно с этим, 2021-ый был годом 30-летия распада СССР, геополитического и идеологического коллапса, имевшего глобальное историческое значение и положившего начало новой, постсоветской, эпохе для огромного региона.

«Постсоветской» совсем не обязательно – и не сразу – означало «не-советской». История трансформаций бывших советских социалистических республик – это история постепенного преодоления path-dependence, зависимости от советского прошлого.  За три десятилетия ближайшие соседки Беларуси  – Литва, Россия, Украина – прошли в этом отношении очень разные пути.

Литва форсированно влилась в ЕС, идиосинкратически стряхнув с себя налет советской идеологии, не ставшей в этой стране «своей» благодаря сильному антидоту в виде национально-демократических традиций.

Украина, минув два Майдана и мобилизацию национального патриотизма, уперлась в два системных препятствия, с которыми ей предстоит каким-то образом разобраться: внешнюю угрозу («необъявленную войну») со стороны России и внутреннюю со стороны патрональной модели демократии.

Россия после первоначального периода «олигархической анархии» переработала советское прошлое в определенном смысле по-гегелевски: обретя при Путине новую политическую устойчивость в патрональной автократии, основывающей свою идеологию на реактуализации идеи империи.

Среди европейских постсоветских стран Беларусь, на пару с Россией, пошла по пути переработки советского авторитарного наследия в «превращенную форму» постсоветской автократии. При этом режим в своей политике, идеологии и официальной риторике демонстрировал – и нарочито подчеркивал – больше скреп с советским, нежели режим Путина. В этой связи политическая реакция на демократический протест 2020-21 гг. может рассматриваться как судорожное усилие сохранить модель власти, которая «кровно» связана с советским режимом, прекратившим свое существование 30 лет назад.

Характерно, что к последним президентским выборам мы пришли с той же проблемой, что и коммунистическая партия СССР к 1990 году: утратой морального авторитета и идейного лидерства. Под давлением массовых демонстраций руководство СССР решилось тогда на чрезвычайную меру, исключив из советской Конституции статью о монополии КПСС на власть: колосс дал трещину, за которой вскорости последовало и полное разрушение.

Нужно подчеркнуть, что стремительное крушение советского коммунистического проекта в период с 1989 по 1991 было контекстуально связано с чередой «бархатных революций» 1989 года, положивших конец коммунистическим режимам в Центральной Европе. В этом отношении массовый демократический протест в Беларуси в 2020 г. разворачивался в существенно ином международном контексте, который мог, скорее, укреплять веру руководителя государства в перспективность авторитарного правления, несмотря на отчетливые признаки кризиса народного доверия.

Синхронизация беларусского авторитарного режима с новыми автократиями и антилиберальными тенденциями в Центральной и Восточной Европе создала видимость попадания Беларуси в генеральные тренды социально-политических трансформаций в европейском регионе, в результате чего некоторые эксперты даже предложили переименовать беларусского правителя из «последнего» в «первого» диктатора Европы.

Однако генеалогия и характер нашего режима – в особенности отсутствие необходимой легитимирующей поддержки со стороны народа – не позволяют сделать лидера РБ «своим» в компании новых европейских автократов (о чем красноречиво свидетельствует его нынешняя «нерукопожатность»).

Новейшие правые и авторитарные тенденции в европейских странах обусловлены разочарованиями в той модели либеральной демократии, которая сформировалась на почве неолиберального капитализма и долгое время считалась образцовой и безальтернативной (Фукуяма стал в этой связи автором глобального философского мема о «конце истории»). Беларусский авторитарный режим возник и вплоть до сегодняшнего дня удерживает власть в силу совершенно иных причин, связанных в том числе с советским наследием в социально-политическом устройстве государства.

Его формирование и устойчивость в первые десять лет правления были обусловлены соответствием его политического курса базовой потребности людей в обретении более-менее стабильной социально-экономической опоры после краха СССР. Как и в других постсоветских странах, распад Советского Союза был встречен в Беларуси противоречивыми переживаниями: экзистенциальная тревога из-за утраты привычной мировоззренческой системы координат и государственной системы социальной защиты сочеталась с надеждами на возможность построения принципиально иного общества.

Надежды, пробужденные еще на этапе Перестройки, были связаны с двумя генеральными направлениями: либерализацией (включавшей переход к рынку и демократизацию социальных институтов) и возрождением национального сознания. Поэтому общественно-политическое движение, которое в конце 80-х составило реальную альтернативу коммунистической партии, было национально-демократическим – его название заключало в себе сильный мобилизующий месседж: Беларусский Народный Фронт «Возрождение».

Однако после распада СССР проект национального возрождения, продвигаемый БНФ, не смог конкурировать с предложением, которое появилось а первых президентских выборах в истории независимой Беларуси. Представая в сознании избирателей как альтернатива советской коммунистической власти (воплощенной тогда в фигуре В. Кебича), альтернативный кандидат дал понять, что его курс – это, фигурально выражаясь, сохранение СССР в отдельно взятой стране, только… без коммунистической диктатуры.

Никто не думал тогда, что популистская победа приведет к новой диктатуре: после референдума 1996 года не только либерально-демократический принцип разделения властей, но и партийная модель распределения ответственности были отклонены президентом, не желавшим никаким образом ограничивать свою власть как суверена.

Так произошла квазиархаизация государственной власти: форсированный переход к patria potestas, власти Хозяина, которая чем дальше, тем больше обнаруживала черты hybris.

(Окончание следует)

Recent Posts

Привычка плевать в колодец. В чем ценность «обычных домиков»

Список Всемирного наследия UNESCO в последнее время пополняется неохотно (особенно если речь идет о материальных…

29.09.2023

Почему «Диктатура технологий дает результат», но не тот, который планировался?

«Начальство делает вид, что нам платит, мы делаем вид, что работаем» — таков был ответ…

28.09.2023

Павлюк Быковский: Мы наблюдаем попытку собезьянничать со съездом КПСС

«Мы абсолютно не прячем то, что мы кого-то будем поддерживать. Это естественно. Если бы мы…

27.09.2023

Американские государственные школы как пример реализации частных интересов

Наша национальная особенность согласования частных и коллективных (далее, государственных) интересов заключается в том, что при…

26.09.2023

Похоже, идет к тому, что Беларусь остановит продажи сельхозпродукции другим странам

В прошлом году получили от экспорта продовольствия 8,3 миллиарда долларов, а для обеспечения этого показателя…

25.09.2023

О котлетах и мухах в высшем образовании

Суть рыночной экономики — в реализации личных интересов граждан, побочным результатом чего является рост общественного…

24.09.2023