От катастрофы — к саду надежды. Часть 5

Ирина Грушевая вспоминает…

Проверки, проверки…

Непрерывно продолжались попытки дискредитировать и ограничить деятельность фонда «Детям Чернобыля».

Прокуратуре было поручено проверить, как исполняется указ президента о том, что школьники могут выезжать на отдых только во время каникул. По линии Международной ассоциации гуманитарного сотрудничества, где я была президентом, мы отправляли обычно за границу детей более старшего возраста. На МАГС обрушились одна проверка за другой. Когда в очередной раз мне пришлось подписывать акт, где утверждалось, что нарушений не обнаружено, проверяющая из какой-то конторы участливо спросила: «А почему вас так часто проверяют, это же мешает работать?» И посоветовала: «А вы обратитесь к президенту!» Я молча показала ей указ, выполнение которого она же и проверяла.

«Вероятно, не хотят, чтобы дети постарше ездили за границу, они ведь уже могут сравнивать», — поняла все проверяющая.

Проверки были и другого рода. В желании непременно найти некую материальную составляющую (дескать, родители платят деньги за заграничные поездки детей) на наши автобусы устраивались едва ли не облавы.

Помню, на автобус, который отправлялся из Минска в Фолькерсдорф (под Дрезденом), где детей без перерыва принимали каждый месяц в течение 17 лет, в буквальном смысле набросились сразу 17 проверяющих из самых разных ведомств. Смотрели, сидят ли в автобусе дети разрешенного возраста или старшеклассники, которым запрещено выезжать вне каникул? Платят ли они деньги за свои поездки? В том числе и за автобус от Минска до Бреста? Вопросы так и сыпались на растерянных и испуганных родителей.

Дети терпеливо ждали отъезда, наблюдая через окна странную суету на площадке, и, слава Богу, не понимали, что их поездка под угрозой…

Видимо, установка обвинить фонд в нарушениях, а еще лучше — объявить сотрудников преступниками, на примере всем показать, какая она, благотворительность, «на самом деле», — была у всех семнадцати чиновников. И никто из них в этот момент не подумал о благе детей, об их здоровье. Только рвение: разоблачить и за-пре-тить!

Намерения их были очевидными, но не увенчались успехами. Выяснилось, что автобус не принадлежит фонду, а нанят родителями, что никто никаких денег не платил и не получал… Но стресс все получили очень серьезный.

После этого допрашивали работников МАГСа и фонда еще целую неделю. Благо Геннадию удалось убедить следователей не забирать компьютеры, а только копировать с них информацию, не останавливать нашу работу, иначе вся летняя оздоровительная программа, включающая поездки нескольких тысяч детей из зараженной зоны, просто не состоялась бы. На благотворительной деятельности пришлось бы поставить крест еще в 2006 году.

В Берлине

В мае 2007 года я уехала в Берлин в длительную командировку. Моя задача оставалась прежней: укреплять и восстанавливать разрушенные контакты с организациями, сотрудничающими с Беларусью, искать для наших программ поддержку у политиков и общественных деятелей. Геннадий и правление считали, что я принесу больше пользы нашему движению, находясь безвыездно в Берлине. К этому времени уже реально существовали списки так называемых невыездных . Было опасение, что в их числе окажусь и я.

Некоторое время МАГС возглавлял Сергей Лаптев, а затем эта структура тоже перестала существовать. Как и огромное число других малых и больших организаций в Беларуси.

Постепенно все сходило на нет. Только несколько подразделений фонда по всей Беларуси, которые благодаря своему авторитету и значимости еще поддерживали отношения с фондом «Детям Чернобыля», остались активными. Может быть, потому что в их названиях не было ничего, что указывало бы на эти отношения.

Как бы ни было горько видеть редеющее поле соратников, Геннадий до последнего дня и даже часа своей жизни удерживал созданные нами структуры от полного распада. Он надеялся и верил, что наш опыт вдохновит новых людей. Как вдохновил нас самих, ибо эта страница истории, когда для многих в мире Беларусь перестала быть белым пятном на карте, еще пишется.

Создать реально действующие механизмы помощи могли только люди. Вот почему решающим фактором в нашей работе стало общение. Открытость, искренность рождали доверие. Сегодня, более четверти века спустя, я могу сказать, что мои встречи с людьми, проходившие исключительно под знаком Чернобыля, оказались во многих случаях не только началом дружбы, но и источником энергии, силы, веры в лучшее. Что мы знали о них, живущих «за бугром»? Ну, «загнивают» они там («нам бы тоже немного «позагнивать» таким образом, шутили мы, помните?). Ну, общество потребления, эксплуатация…

Реально мы никогда не встречались с ними, представителями «империалистического мира». И вдруг это стало возможным. И вдруг эти самые «потребители» оказались душевными, заинтересованными людьми. Без громких слов о желании изменить мир они кропотливо изменяли его.

«Много маленьких людей во многих маленьких местечках могут сделать много маленьких шагов, чтобы изменить лицо мира». Я узнала этот лозунг, попав в Западный Берлин в общину Гарри Перкевича, пастора, организовавшего весной 1990 года первую пресс-конференцию, посвященную Чернобылю. Для этого он провез меня в своей машине через тогда еще существующую границу между Германиями, показав паспорт своей жены. Я не очень-то была на нее похожа, но пограничник не усомнился в том, что спутница пастора — не его жена…

Эта встреча открыла возможность рассказать в немецкой прессе о Чернобыле, озвучить призыв помочь белорусским детям.

Как? Да мы и сами не очень-то представляли, что надо делать. Но уже знали, что поездка в другую страну может творить чудеса: у нас был опыт поездки в Индию детей из деревни Стреличево Хойникского района в декабре 1989 года.

Месяц спустя после встречи в Западном Берлине мы уже готовили для поездки в Германию четыре первые группы из Ветки, Славгорода, Наровли и группу детей, больных лейкозом. Общество дружбы с зарубежными странами в лице председателя Арсения Ваницкого и референта Галины Куликовой помогла оформить первые 150 выездных документов. Билеты я привезла в простой полотняной сумочке из Берлина. Не совсем понимая, какую ценность везу и как легко меня от нее, при желании, избавить…

Дети Чернобыля «открыли» для Запада Беларусь

Многое тогда решали именно встречи. В нужном месте в нужное время оказывались люди, с которыми мне и нам всем предстояло заботиться о детях Чернобыля. Со многими из них — десятилетия!

Буркхард Хомайер, Вернер Линдеман, Георг Тицен, Франк Нэгеле, Хельге Шенк, Ева Бальке, Барбара Гладыш, Гюнтер Верс, Вольфганг Копф, Урзула Тимм, Юрген Альперманн… И еще просто-таки бесконечная череда лиц, судеб, так или иначе ставших близкими нам.

Помню, как в одно из воскресений весной 1991 года Хельге Шенк, профессор-анестезиолог клиники в Геттингене, председатель местного Красного Креста, прогуливался в Минске по Троицкому предместью вместе с другими членами делегации, приехавшей в Фонд мира (офис находится в Троицком по сей день). Его внимание привлекла суета возле дома номер 13 на Старовиленской. Он вошел внутрь, в небольшую квартиру (68 кв. м.), которая на 17 лет стала центром международного Чернобыльского движения…

Хельге вышел оттуда только через три часа. Все это время мы ему рассказывали, объясняли и снова рассказывали о том, что мы делаем для детей Чернобыля и что нужно, по нашему мнению, делать еще. Хельге с женой Элен, которая, к сожалению, рано умерла от рака, стали одними из самых верных и активных помощников фонда «Детям Чернобыля». Дети приезжали к ним из Добруша. И поскольку Геттинген был избирательным районом тогдашнего президента бундестага Риты Зюсмут, то Хельге не раз привозил ее к детям, знакомил с непростой ситуацией в Беларуси.

В Германии мы изнутри увидели, как функционирует демократия, как тесно избиратели связаны со своими избранниками. Работа в рамках фонда «Детям Чернобыля» дала нам возможность общения, встреч с политиками и общественными деятелями всех уровней и направлений.

Дети Чернобыля «открыли» для них Беларусь.

Франк Нэгеле в ноябре 1990 года приехал в Кельн, где я демонстрировала выставку детских рисунков на тему Чернобыля. Он искал контакты с русскими организациями. Франк стал не просто нашим другом и помощником, но просто сокровищем, как мы все в шутку его называли. Он отзывался на любую нашу идею. На его машине мы исколесили Германию вдоль и поперек, помогая немцам организовывать прием наших детей на отдых и лечение. Устраивали в клиниках концерты «Крэсіва» (в то время это была фольклорная группа фонда), ансамбля «Чистый голос», дуэта Вайханских, выставки наших художников.

Франк стал вторым отцом больной саркомой глаз, инвалиду Чернобыля Леночке Бочкаревой и ее сестре Наташе, ангелом-хранителем для многих других больных детей из Беларуси.

Я помню, как Барбара Гладыш — учительница из Дюссельдорфа, лауреат всевозможных премий, номинированная в 2005 году на Нобелевскую премию мира, одна из первых создала инициативу для детей из Беларуси и ежегодно ездила в Быховский район к «своим» детям. У нее дома, как и в домах Хельге Шенка и Франка Нэгеле, собирались члены ассоциации, решали проблемы, ломали головы над сложными вопросами, строили планы, составляли письма и петиции. Я удивлялась, что никого из них не беспокоило, что наши встречи проходили по субботам и воскресеньям, а всю неделю каждому из них предстояло работать. Что многим после наших очень насыщенных дискуссий нужно было по нескольку часов проводить за рулем… Помощь белорусским детям стала делом их жизни. Глубокая благодарность заполняет мое сердце. Это люди моего мира. И он яркий, светлый и добрый — благодаря им.

Как бы мне хотелось подробно рассказать обо всех этих людях, о смешном и печальном, что было с нами, о курьезах и непонимании, о терпении и радости встреч, об удачах и разочарованиях, о наших поездках в «зону» и встречах с политиками, об их солидарности и борьбе за наш фонд…

Об этой Планете Людей мы обязательно напишем еще одну книгу.

Александр Томкович

Читайте также:

От катастрофы — к саду надежды. Часть 4

От катастрофы — к саду надежды. Часть 3

От катастрофы — к саду надежды. Продолжение

От катастрофы — к саду надежды