А я и не знал… Но, с другой-то стороны — кто бы мог подумать?
Моя мама плакала каждый раз, когда в телевизоре слышала эту песню в исполнении Лидии Руслановой. Русланова вообще в нашей семье практически обожествлялась. Но не за «Валенки», а именно за «Окрасился месяц багрянцем...»
Певица, генеральская жена, отбывшая свой срок — мама говорила о ней: «За язык посадили», — она пела надрывным голосом жестокий романс о женщине, отомстившей обидчику ценой собственной жизни. И мама, строгая и жесткая, оставшаяся одиночкой до конца своих дней, закрыв глаза так, что слезы текли из-под век, подпевала Лидии Андреевне, раскачиваясь мерно всем телом:
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны шумели у скал.
— Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.
— Я еду с тобою охотно,
Я волны морские люблю.
Дай парусу полную волю,
Сама же я сяду к рулю.
Всю свою жизнь она была у руля собственной жизни. А ей хотелось иногда быть слабой — но она этого
Александр Федута
не умела. Война, послевоенное время, хрущевская «оттепель», принесшая ей освобождение от страха, но не научившая этой свободой пользоваться. Русланова тоже была сильной, как и мама, но, наверное, свободой все-таки пользоваться умела, а потому бывшая тем недостижимым идеалом, к которому мама стремилась. Но Русланова была далеко в телевизоре, черно-белом, с время от времени пробегавшей дрожащей полоской — сбивалось изображение. И ей невозможно было пожаловаться на жизнь, поплакаться — можно было лишь петь вместе с ней.
— Ты правишь в открытое море,
Где с бурей не справиться нам.
В такую шальную погоду
Нельзя доверяться волнам.
— Нельзя? Почему ж, дорогой мой?
А в прошлой, минувшей судьбе,
Ты помнишь, изменщик коварный,
Как я доверялась тебе?
У Руслановой была прошлая, минувшая судьба, которую она, может быть, и хотела бы забыть. А у мамы была одна жизнь, в которой не было ни страшных сталинских лагерей, ни звания народной артистки и всенародной любви. И последнюю строфу этого жесточайшего из русских романсов она не пела — точно боялась накликать на себя еще большую тяжесть, чем та, которую представляла ее жизнь и ее судьба.
И это сказавши, вонзила
В грудь ножик булатный ему.
Сама с обессиленным сердцем
Нырнула в морскую волну.
Вот и я ее не помню. Не помню, как не помнил — куда там! — не знал имени автора текста. А ведь
Адальберт фон Шамиссо
автор стихов самого русского из жестоких романсов — немец-француз. Адальберт фон Шамиссо. Тот самый, автор повести о человеке, потерявшем свою тень. И Дмитрий Минаев, который так удачно перевел эти стихи Шамиссо «Ночная прогулка», тоже напрочь забыт читателями и слушателями.
Хотя…
Мама говорила, пытаясь предупредить:
— Кому нужно, тот знает все!
Вот и сейчас я помню: кому нужно знать, что это стихи Шамиссо, тот точно уж знает.
А теперь и вы знаете, дорогие мои! И поздравьте его с днем рождения, ибо родился он именно вот в эти зимние дни 1781 года. Хороший был человек, право слово…
Александр Федута