БОГ НЕСПРАВЕДЛИВ? Ведь будь он справедлив, ты бы, пожалуй, давно горел в аду…
В VII столетии в Ниневии, столице Ассирии (ныне территория Ирака), жил богослов и писатель, епископ ниневийский преподобного Исаак Сирин. Он был епископом всего пять месяцев, потом отказался от сана, ушел в горы и жил там отшельником, размышляя о Боге и человеке.
И уже на закате дней, большая часть из которых прошли в раскаянии, смирении и молитве, отшельник произнес, обращаясь к каждому члену христианского сообщества: не говори, что Бог справедлив. Потому что если б он был справедлив, ты бы давно горел в аду…
С точки зрения уголовного и гражданского кодексов Божий суд действительно далек от их идела
Эта мысль преподобного Исаака Сирина передает всю глубину любви Господа к своему человеческому созданию. О своем видении разрешения вечного конфликта между грешником и Им самим Бог устами Иисуса Христа рассказал в притче о блудном сыне. Она всем хорошо известна, но ее смысл настолько глубокий, что стоит прочитать ее еще раз.
В ней главное действующее лицо не блудный сын, а отец. Он — образ Отца Небесного, который, в отличие от судей земных, поступает нелогично, а то и несправедливо. Вместо приговора младшему сыну – даже отказ от обвинения, а вместо сурового наказания – полное прощение. Причем обратим внимание: Бог не сидит, важный, на кресле-троне и не ждет, пока грешник падет перед Ним и будет просить о помиловании. Нет! Когда сын «был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лк 15:20). Создатель рад, что его творение нашло, наконец, дорогу, по которой можно попасть в Царство Небесное.
Теологи, тысячи раз прочитавшие Новый Завет даже не с лупой, а под микроскопом, сумевшие найти объяснение, кажется, каждой точке, не то что притче, свидетельствуют: только в истории о блудном сыне говорится, что Бог вышел навстречу человеку.
Ни один суд ни одной страны не будет так возиться с виновным, не будет его так поддерживать. Так что с точки зрения уголовного и гражданского кодексов Божий суд действительно несправедлив. Но если бы не было этого «несправедливого» суда, кто снимал бы с плеч каждого из нас груз наших грехов, чтобы мы вновь выпрямились и свободно, с чистым сердцем могли шагать навстречу вечности…
Почему Иуда в аду, а Петр – в раю
И здесь кстати вспомнить двоих из Двенадцати – Иуду и Петра, вошедших в историю, помимо всего прочего, практически с одинаковым грехом: один – с предательством, второй – с отречением от Учителя. Но в результате один оказался в аду, а другой – в Царстве Небесном. И это при том, что оба осознали свой грех, оба раскаялись. Так неужели есть правда в пословице: «Бог неровно делит»?
Если говорить о Петре, то обратим внимание: какая удивительная метаморфоза произошла с ним: еще всего несколько часов назад он один бросился с мечом на толпу, защищая Христа, а вскоре отрекся и от него, и от самого себя не перед вооруженными стражниками, а перед женщинами. Это ж какой страх и какая безысходность овладели человеком! Ему уже было не до защиты Учителя – пусть не мечом, пусть аргументами, доказывая, что Он — не преступник, что никому ничего плохого не сделал и против власти не восставал.
А вот Иуда. Он выдал Учителя поцелуем. Христа схватили, сначала повели к дому первосвященника, потом к Пилату. Ну а предатель за полученные тридцать сребреников сразу же поспешил купить поле. Впрочем, правильнее будет сказать – договорился об этом, потому что деньги за землю заплатить не успел. Поскольку узнав, что Иисус осужден на смерть, его бывший ученик, «раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: «Согрешил я, предав кровь невинную» (Мф 27:3-4).
Анализируя эту ситуацию, видим: действительно, Иуда пожалел о том, что совершил, он в самом деле раскаялся в своем предательстве. Но за раскаянием не пришло покаяние. Ведь слова «раскаяние» и «покаяние» хоть и кажутся синонимами, имеют разный смысл.
«Раскаяние» обозначает сожаление за совершенный плохой поступок, а «покаяние» — добровольное признание в его совершении. Для христиан истинное покаяние, как известно, невозможно без таинства исповеди. Недавний апостол, по словам польского поэта-священника Яна Твардовского, не выплакал Богу свою беду «одним выдохом», не отдал себя полностью молитве, не закричал от душевной боли: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику!» Все это было бы стремлением Иуды к свету, было бы признаком надежды, которая родилась в его сердце, надежды на прощение, готовностью принять и вынести любое наказание за свое грехопадение.
А когда Петр, трижды отрекшись от Христа, наконец, это понял, какая была его реакция на собственный поступок? Святой Матфей пишет: «Плакал горько» (Мф 26:75).
Больше о покаянии Апостола никто из евангелистов ничего не сообщает. Возможно, потому, что двух слов «плакал горько» достаточно, чтобы передать всю глубину покаяния Петра. Он, продемонстрировав всю слабость своей натуры, в отличие от Иуды не потерял веру. Она и стала стержнем его надежды на прощение.
Таков результат глубокого покаяния: прощение Богом грехов и внутреннее совершенствование самого человека. Поэтому Петр вновь был возвращен в круг апостолов, а непокаявшийся Иуда навсегда остался с клеймом грешника.
Где некстати стесняться
Признаемся: нам не то что перед кем-то, нам перед самим собой хочется выглядеть достойно. Поэтому мы – большие искусники выискивать оправдания своим грехам. Подсидели начальника – так он же консерватор, сдерживает развитие коллектива; ругаемся на подчиненных, унижаем их – что поделаешь, у меня такой характер, зато я отходчивый; напиваюсь до беспамятства и выгоняю из дома семью – а зачем жена с тещей лезут под горячую руку, когда я пьяный? Да что уж говорить о «мелочах», когда Раскольников Достоевского, даже убив человека, разработал для себя целую оправдательную философию. А сколько таких и подобных ему «философов» и сейчас ходят по белу свету…
Но должны также признать, что при всех «средствах для отбеливания» своих поступков мы точно знаем, кем являемся на самом деле. Поэтому Иоанн Павел ІІ писал, что испытание совести на исповеди, где некстати стесняться, должно быть «искренним и спокойным сопоставлением с внутренним моральным законом, с евангельскими нормами, которые дает Церковь, с самим Иисусом Христом, который является нашим Учителем и примером в жизни, а также с Отцом Небесным, который призывает нас к добру и совершенству». Словом, духовная слепота при нашем желании может быть излечима. Но это действительно при нашем желании и стремлении к христианскому совершенству.
В связи с этим приходит на память рассказ Митрополита Антония Сурожского о девушке, которая спросила у него после исповеди накануне Пасхи: «Мне стыдно, потому что вы, наверное, обо мне сейчас очень плохо думаете?», и его ответ – что наоборот, думает о ней еще лучше, потому что Великий пост не был для нее формальностью, она стала нравственно чище, духовно обогатилась и смело отдала всю себя воле Господа.
Ну а если мы во время поста вели аскетичный образ жизни, отказавшись от «неположенных» продуктов, употребления спиртных напитков, посещения дискотек и зрелищных мероприятий, но в нашем жизненном графике не получилось найти время для исповеди – тоже неплохо: семейный бюджет немного окреп, холестерина в крови поубавилось, да и сам организм как бы помолодел, набрался сил для свершения новых важных, возможно, великих дел.
Только это время, отведенное для оздоровления тела, к посту отношения не имеет. Потому что в нашей духовной жизни не появилось новых ростков и не было усердного, очень трудоемкого процесса их взращивания.