ВЛАДИМИР НЕКЛЯЕВ: «СОХРАНИТЬ ДОСТОИНСТВО В НЫНЕШНЕМ БЕЗЗАКОНИИ ПОЗВОЛЯЕТ ТОЛЬКО ВНУТРЕННЯЯ СВОБОДА».

— Не скажу, что упоительно. Но это все же не те условия, в которых находятся политзаключенные в тюрьме. Так что жаловаться не стану.

— Несмотря на запреты, вы выезжали из Минска и Беларуси, участвовали в массовых мероприятиях, заявляя, что осуждены незаконно и считаете себя свободным человеком. Как отразилось это на ваших отношениях с белорусским законом?

— Закон собрал все мои «нарушения» в папку с тесемочками и грозит тюрьмой. Впрочем, он грозит тюрьмой не только мне — всем. Но можно и в тюрьме, как Николай Статкевич или Дмитрий Дашкевич, чувствовать себя свободным человеком, а на воле быть рабом. Сохранить достоинство в нынешнем беззаконии позволяет только внутренняя свобода. Если она есть в человеке, отнять ее у него не может никто.

— В отношении к вам общим местом стал вопрос: зачем поэту политика? В предложенных вам сейчас условиях чем вы занимаетесь больше: поэзией или политикой?

— Пока политикой. Освободится Беларусь от режима — займусь поэзией. И только ей.

— Выходит, пока вы наступаете, как Владимир Маяковский, «на горло собственной песне»?

— Ну, почему… Недавно издал книгу стихов «Лісты да Волі», написанных в тюрьме. Дописал, прерванную политикой и тюрьмой, повесть. Так что на горло, можно сказать, наступаю, но на кадык стараюсь сильно не давить.

Кстати, в книге «Лісты да Волі» есть поэма «Тюрьма», а в ней строки:

Турма — не сцены. Для турмы

Не камяні сабраны. Мы.

Это к разговору о тюрьме и свободе.

— Вашу книгу, прежде всего поэму «Тюрьма» литературная критика называет уникальной. В чем ее уникальность?

— Бог ее знает… Уникальная так уникальная… Мы все уникальны. Вернее, не все, а каждый. К сожалению, для политики вот эта уникальность каждого из нас не имеет существенного значения. В операционной системе политики — большие величины. Государство. Общество. Народ. А в операционной системе поэзии, вообще искусства — величины малые. Дом. Семья. Человек. Но на самом деле эти вроде бы малые, человеческие величины больше величин политических, потому что человек — космос. В этом космосе гаснут и возгораются солнца, сталкиваются, в пыль разлетаются и вновь из пыли создаются планеты. И как в начале начал было, так и в конце концов останется только это, потому что нет больше ничего.

— Мне кажется, вы уже пишете стихи.

— Нет, я говорю об истинной ценности, об уникальности человека, происходящей из уникальности культуры, в которой он возрос. И вот вопрос: в какой культуре возрос сегодняшний белорус? Ну, хорошо, пусть не белорус, гражданин Беларуси. В той, за которую Лукашенко наградил орденом Франциска Скорины исполнителей российской попсы Бабкину и Киркорова? Да Скорина в гробу перевернулся!

Трагедия Беларуси прежде всего в том, что режим катком прошелся по уникальной, ненавистной ему национальной культуре, ибо она не приемлет его от начала начал. То же самое, кстати, делал в Беларуси и сталинизм. Но культура хоть и не сильный сорт злаковых, хоть в отличие от сельского хозяйства и дотируется по остаточному принципу, хоть ее не селекционируют, глушат сорняками и уже вообще вроде бы не сеют — всходит и всходит, родит и родит. И всякий раз являет нечто новое. В отличие от политики, в которой уже восемнадцатый год один и тот же сорт. И если что-то и дает какую-ту надежду на будущее Беларуси, так это ее не желающий онеметь язык, ее уникальная, удивительная, вопреки всему не умирающая культура. А не политика, не власть и даже не оппозиция.

— Коль уж вы вспомнили оппозицию, то вспомнились ваши довольно давние слова о том, что вы не в оппозиции, а между ней и властью.

— Я хотел, чтобы так было. И для того я включился в создание гражданской — подчеркиваю: гражданской — кампании «Говори правду», среди основателей которой Бородулин, Буравкин… Поэты! Но власть записала меня вместе с ними во враги и определила в оппозицию.

— И в оппозиции вы сейчас с друзьями?

— В оппозиции нет у меня ни друзей, ни врагов. Есть люди, которые со мной на одной стороне. И это определяет мое одинаково уважительное отношение к ним: они не на стороне режима.

— Тогда почему вы недавно выступили против полковника Бородача? Он ведь на вашей стороне…

— Одинаково уважительное отношение ко всем не означает согласия со всеми. И я не выступил против Бородача, я высказался против предложения о создании оппозиционного центра за рубежом в той модели, какой видится она Бородачу и его соратникам. И знаете, почему я высказался достаточно резко? Не из-за какого-то центра: центром меньше, центром больше… Из-за аргументации, которая стоит за этим предложением, которую можно услышать не только от Бородача. Дескать, вся или почти вся оппозиция в Беларуси — агентура КГБ. Стало быть, трусы и подлецы. Герои только те, кто в тюрьме. Или в эмиграции, из которой при этой власти нет возврата, потому что агентов она не трогает, а героев, если бы они на родине остались, сразу бы на фарш скрутила.

— Но ведь действительно может скрутить…

— Я не утверждаю, что нет. Как и не утверждаю, что в оппозиции нет агентов спецслужб. Не нужна ума палата и некие специальные познания полковника ГРУ, чтобы понимать: за два десятка лет спецслужбы напичкали оппозицию агентурой. И есть в оппозиции и трусы, и подлецы, как есть они и во власти, и во всем нашем морально изуродованном обществе, где взрослые дяди и тети сажают в тюрьмы детей за приколотый к воротничку значок с национальным символом. О состоянии дел в оппозиции может и должен быть прямой разговор, но он не должен быть оговором. Да еще с попыткой выдать оговор за политический аргумент.

В детстве я отца едва не потерял из-за доносов, поэтому в моем сознании отложилось так, что не выжечь: доносительство, стукачество — самое подлое из всего, что может быть. Но при обвинениях в этом нужны доказательства. Факты, а не слова: «Вот тот и тот…» А что тот и тот?.. Не кричат: «Выборам — бойкот!» Поэтому агенты КГБ?..

Это осталось в нас с советских времен, внедрено практикой советских спецслужб, насмерть сражавшихся с народом, сплошь состоявшим из агентов, шпионов, врагов. Посмотрите вокруг: все чего-то опасаются, все всех подозревают. Ходят пригорбленно, озираясь — только спецназ с омоном выгуливают свои дубинки грудь навыкат. Пусть скажут те, кто работает в правительстве: могут ли они откровенно поговорить друг с другом? Или в администрации? Даже в том же КГБ?..

Вот мы говорим: постсоветское пространство, постсоветизм. А что это такое? А это и есть наш режим, явленный на почве советизма. Не только в Беларуси, но и в России, Украине — на всем этом самом постсоветском пространстве. И исчезнет он, как сорняк, только после полной эрозии взрастившей его почвы и обработки дустом. Дуст называется «Демократия» — название прошу запатентовать.

— В последнее время много говорят не только о разных оппозиционных центрах и правительствах, но и о съезде оппозиции. Будет он или нет?

— Это пока не решено. Потому что съезд, а вернее успех съезда возможен только при полном согласии оппозиции в целесообразности его проведения. Кстати, отголосками его возможной повестки дня и стали разговоры о разных центрах и правительствах, хотя на самом деле имелась в виду только структурная реорганизация оппозиции. Кто-то считает, что оппозиция слаба, потому что не системна, а кто-то полагает, что несистемность для белорусской оппозиции и есть система, позволяющая ей, несмотря ни на что, выживать. Есть и другие, более существенные проблемы, которые требуют совместного решения. Не только решения оппозиции — всего общества. Поэтому я не за оппозиционный, а за Всебелорусский съезд. Но добиться согласия всех никак не удается. Есть даже те, кто против выработки и утверждения съездом общей стратегии оппозиции. Что мне о них думать? Что они агенты КГБ?..

— Что означает «Гражданский договор», заключенный кампанией «Говори правду» с обществом?

— Договор означает, что мы как работали, так и будем работать с людьми, помогать им решать проблемы, с которыми сталкиваются они в отношениях с властью. Нам говорят: это не политическая деятельность, она ничего не дает в борьбе с режимом. Если бы это была не политическая деятельность и она ничего не давала в борьбе с режимом, режим не гонялся бы за нашими активистами и не сажал бы их в кутузки, как недавно в Смолевичах. Если люди заявляют: «Мы против решения власти!» — и открыто поддерживают тех, кто помогает им это решение отменить, что это, если не политика?

Оппозиции необходимо расширить поддержку в обществе. Это самая важная политическая задача. Без решения ее никакие иные задачи просто невозможно решить.

— Вы подавали жалобы на незаконный приговор суда, требовали возбуждения уголовного дела по факту бандитского нападения на вас и ваших сторонников в день президентских выборов 2010 года. Чего-нибудь вы достигли?

— Достиг наполнения еще одной папки с тесемочками… Это отдельная поэма.