TOP

Рожденные в СССР

Наш советско-белорусский народ привык шагать по жизни со знаменем, под лозунги и с батькой впереди. Нас повели, мы и пошли. Думать не надо, это вредно. Пусть один за всех и думает…

Вообще-то, сначала была песенка «Рожденный в США» («Born in USA»). Чудная песенка, ее исполняет своим неповторимым, с хрипотцой голосом Брюс Спрингстин. В перестроечные времена появилась «Рожденный в СССР» Юрия Шевчука, как ответ американцам. Честное слово, люблю обе эти композиции. Чисто философская тема. Потому что с экономикой все и так ясно. Особенно, когда начинаешь рассуждать на тему: что имеет в конце жизни мой ровесник, рожденный в США, и что имею я, рожденный в СССР. Заметьте, жили мы оба честно. Он — согласно христианским законам, я — согласно моральному кодексу строителя коммунизма. Впрочем, всю философию заменит один анекдот. Интернет как жизнь: смысла нет никакого, а уходить не хочется…

Недавно встретились с другом. Мы были однокурсниками, вместе поступали, тогда и сдружились. Боже мой, тридцать три года уже прошло… Володя был сотрудником одной центральной газеты, а теперь просто безработный. Начальство посоветовало ему написать заявление по собственному желанию, хотя его, желания, у друга и не было. Других увольняли и сокращали, так и со мной случилось то же самое, но на 9 лет раньше. Уже приспособился. Даже вынырнул обратно на поверхность.

Сейчас Володя решает вопрос: пойти работать охранником или грузчиком? В данный момент многие мои бывшие коллеги думают на аналогичную тему. Почти по Шекспиру — быть или не быть. Говорят, в Доме прессы намечено сократить 30% работников. Все это люди, рожденные в СССР, то есть моего поколения. С одной стороны, они привыкли к тому, что вся жизнь расписана аж до пенсии. С другой — норма потребления у нас с ними советская. По принципу: есть кусок хлеба с маслом — едим, есть хлеб без масла — тоже едим. Приучены.

Хотя это все лежит на поверхности. Лучше подумать, как мы докатились до такой жизни. Есть смысл препарировать собственную биографию. Как вы понимаете, ее я знаю лучше всех.

* * *

Начало у меня было обычное, как у всех. До четвертого класса был даже примерным мальчиком. Но с придурью. Она заключалась в том, что я искренне хотел учиться. На почве этого к шестому классу перечитал все интересные книжки в детской библиотеке. В виде исключения меня допустили во взрослую библиотеку. Тем более, там работала подруга покойной матери. Теперь тоже покойная. А детскую библиотеку закрыли и снесли, построив на ее месте жилой дом.

Все кончилось тем, что к девятому классу я уже пытался читать философию и политэкономию. Естественно, марксистско-ленинские. Других тогда не было. То есть были, но не для нас, целомудренных в смысле классических знаний. Одноклассники к тому времени уже пили вино, курили, тискали девочек и бегали на танцы. Дрались там из-за девчонок или просто так. А этот ненормальный, т.е. я, все книжки читает…

Был ли я патриотом? Верил ли во все это советское фуфло? Был и верил. А вы что, не верили? Если хозяева жизни хотят, чтобы вы верили в марксистско-ленинскую философию, будете верить, никуда не денетесь. Про другую вам и не расскажут… Надо сказать, жить тогда было просто: все делилось на черное и белое. Черное — это не наше, белое — это наше.

Так что я верил. А вы верили? Конечно, только вида не показывали. Уже тогда это было немодно — верить, да еще показывать в этом образцы старательности. Подсознательно мы хотели красивой сытой буржуазной жизни. Нам ее не дали и дать не могли. Собственно, поэтому и меняются общественно-политические формации: люди просто хотят жить лучше и лучше. Так сказать, движущая сила истории…

Однажды к нам в поселок приехал самый настоящий американец. Правда, с белорусскими корнями. Из Канады. В начале прошлого века из наших мест уехало в Канаду много народа. У канадца тут остались какие-то дальние родственники. Как сейчас помню, идет он в плотном окружении, низенький, совсем седой, моложавый старик в солидных, «не наших» очках, добротном синем костюме, в красно-белом галстуке. Соседи специально выходили посмотреть, «приобщиться», не скрывая немого восторга и зависти. Вот, мол, идет хозяин жизни. Господин. Почти сверхчеловек.

Это я сейчас так пишу. А что я тогда чувствовал? Жгучий человеческий интерес: это идет другая, неведомая мне жизнь. И вот ныне такие сверхчеловеки стали привычной подробностью пейзажа. Но не моего.

* * *

В Доме прессы давно уже не бываю. Не у кого. Остались единицы, по каким-то причинам выбившиеся в начальники. Когда их встречаю, чувствую радость с их стороны. Они ностальгируют по прежним временам, рады встретить осколок прошлой жизни. Непонятно, почему уцелевший…

Ладно, это все лирика. Вот проза: бывший заместитель редактора нашел выгодную работу в Лошицком парке — рабочим по уборке, с окладом в 5 млн рублей. Или, например, бывший завотделом, хороший журналист. Трудится охранником на автостоянке, оклад поменьше, но тоже ничего, 3 млн. Да, они все — мое поколение, учились, а потом работали вместе. Но почему-то я не испытываю большого сожаления. Потому что, чем мы лучше или хуже остального народа, который мы призывали верить, верить и еще раз верить неизвестно во что? Да ничем.

Народ вышел из СССР. Мы тоже родом оттуда. Мы — это кто? Идеологические работники, по такому разряду мы числились в любом райкоме и обкоме. Хорошо помню, как мы приехали, за два года до аварии, в редакцию районной газеты с призывным названием «Маяк Палесся». Маяк так маяк. Получили указание редактора: пока живите в гостинице, а там посмотрим. Вторым на очереди был райком партии. С нами провели беседу, внимательно присматриваясь — что мы за гуси, поехавшие на край света из Минска. Сейчас думаю: неужели это все со мной было? Жене было проще, я был всегда человеком «не отсюда», а она как раз «отсюда». Я помалкивал, она согласно кивала.

Ну а потом все и покатилось. Я числился литсотрудником сельхозотдела: освещал посевные и уборочные, прополку и уборку бураков, отел и удойность коров, изо всех сил стараясь, чтобы это было похоже на правду. Я и тогда начинал понимать, что пишу вранье, и все остальные понимали. Но меня легко убедили, что это надо, это хорошо, это поднимает настроение. Не то чтобы я поверил, скорее, сработало чувство самосохранения. У нас у всех оно вовремя срабатывало, когда дело касалось нашего личного благополучия, карьеры. Обычная жизнь обычного человека в необычном обществе. Ни до нас, ни, надеюсь, после нас такого общества уже не будет. Хотя, черт его знает…

* * *

Позволю себе вернуться к той мысли, что яблоко от яблони падает недалеко. Что журналисты являются всего лишь небольшой частью общества. Сначала платили нам, а потом были вынуждены платить мы. Кто больше, кто меньше. Кто-то уже заплатил потерей работы, кто-то будет рассчитываться уже на Страшном суде — но воздастся каждому. Это, конечно, только красивые слова. Но почву под собой имеют уже сейчас…

Нас вначале хотели вернуть в БССР. Подозреваю, Лукашенко и сам в это верил. Потом быстро-быстро разуверился, да уже было поздно. Что делать, наш советско-белорусский народ привык шагать по жизни со знаменем, под лозунги и с батькой впереди. Нас повели, мы и пошли. Думать не надо, это вредно. Пусть один за всех и думает…

Вспоминается одна обычная, из первых, командировка в Комарин, поселок над Днепром, теперь его уже все знают, кажется. Мы были с фотокорреспондентом Мишей, а принимал нас главный агроном колхоза. Ездили по картофельным полям, Миша снимал, а я записывал. Агроном рассказывал, показывал, в углах рта играла ухмылочка, глаза откровенно смеялись. Наконец он замолчал, посерьезнел:

— Ну что, хлопцы, пойдем пообедаем? Пошли, пошли.

Мы расположились на высоком, западном берегу Днепра. Возникли три бутылки водки, очень неплохая закуска. После первой рюмки потек неспешный разговор. Кого сняли, кого назначили на его место и какая всем от этого будет выгода. Или не выгода. Об этом говорили серьезно, без шуток. Никто не спорил о том, как лучше выполнить решения съезда КПСС. После очередной рюмки агроном просто, как о погоде, спросил у фотокора:

— Ну что, Миша, пару мешков хватит? А ты сколько возьмешь? — это уже вопрос мне.

— Да не знаю… Пока на квартире живу, знаете…

Так рухнули мои идеальные умозрительные построения. Споткнулись о предложенный мне мешок картошки. И рассыпались. Мешок мне предложили за вполне конкретную работу: за то, что приехал, за то, что потом напишу правильно, то есть исключительно положительно. Все ясно, сделаешь работу, но получи авансом.

Можно сказать, с того момента я и стал тайным диссидентом. То, что представлялось власть имущим единственно правильным, уже сильно подгнило. Все это знали и молча жили своей жизнью. Поэтому у меня вызывает улыбку распространенная сказка о том, что СССР разрушили американцы. Бросьте. Это мы сами и разрушили. Рожденные в СССР и очень этим недовольные.

Ну и что дальше? Родились в одной стране, живем уже в другой. Помирать будем в третьей? Не знаю. Наверное…

* * *

…Мы с женой ехали в универмаг на троллейбусе. Впереди меня сидел седой мужчина в очках, читал газету. Полюбопытствовал, что он читает. Немножко оторопел: человек моего возраста, то есть рожденный в СССР, читал «Снплюс». Но самое смешное то, что он читал мой материал в прошлом номере…

От счастья в обморок я падать не стал, чрезмерным честолюбием никогда не страдал. Я просто сделал правильный вывод: этот государственный строй точно обречен. Человек, рожденный в СССР, спокойно, ни от кого не таясь, читает независимую от государства газету. И его никто не хватает. Уже не хватает…

А дальше фантазируйте сами.

Сергей ШЕВЦОВ

Фото Formats.by

Присоединяйтесь к нам в Фэйсбуке, Telegram или Одноклассниках, чтобы быть в курсе важнейших событий страны или обсудить тему, которая вас взволновала.