Деревня? Город? А как повезет…
Необходимо открыть глаза на то, что осталось от нашей культуры, которую многие века разрушали всевозможные завоеватели. А мы потом опять начинали строить. Точнее, восстанавливать…
Вначале было слово. Другими словами, письмо Тамары Владимировны Коляда. В таких письмах автору всегда есть куда разбежаться мыслью. Это совсем не сухое древо познания, это и есть сама жизнь. Вы думаете, что звучит слишком высоко? Не торопитесь, почитайте, слегка подумайте. Итак, письмо от Тамары Коляда из Воложинского района.
«…Жизнь настала такая, что мне трудно многое объяснить и понять. Свое письмо шлю вам в подтверждение вышесказанного. В качестве эпиграфа можно взять высказывание нашего президента: «Нужно загрузить людей и дать им нормальную зарплату, или они разбегутся по всей России или еще где».
Святые слова, г-н президент, народ у вас уже давно разбегается. «Нормальная» зарплата его не устраивает. Потому что в России или «еще где» платят гораздо больше…Читаем дальше.
«… Начну с того, что болит больше всего. Деревня, в которой я живу, имеет более чем 600-летнюю историю, о чем свидетельствуют исторические документы. Копии некоторых из них посылаю. Известно, что и российские, и польские власти, и «советы» открывали школы, чтобы учить сельских детей. Для какой цели — это особый вопрос. Трудно признавать, но каждый учил, чтобы дети, будущие граждане, верили существующей власти. Тоже трудно признавать, но во время немецкой оккупации в Дубине-Юрздицкой работала школа. С фактами ведь не поспоришь! Я пишу о том, что и так всем ясно: есть школа — есть будущее у деревни! К сожалению, нашу деревню лишили будущего… В сентябре 2012 г. Дубинский учебно-педагогический комплекс (детский сад — базовая школа) ликвидирован решением Воложинского районного исполнительного комитета в связи с демографической ситуацией, сложившейся в районе… Подвоз учащихся и воспитанников деревни Дубина-Юрздицкой осуществляется в Гродьковский учебно-педагогический комплекс автобусом…
Оно, конечно, понятно, маленькие школы содержать нерентабельно, и этого можно было ожидать. В таком случае, все, кто живет в сельской местности, тоже нерентабельны? Тогда у меня другой вопрос: зачем нашей деревне придали статус агрогородка в 2009 году? Какой смысл? И зачем тогда были вложены средства (и какие средства!) в ремонт школы и детского сада? В детском саду, например, обычные окна были заменены на 20 стеклопакетов. Когда «отстегивали» средства на агрогородки, многие предприятия получили заказы — стройматериалы, стеклопакеты, краски и т.д. Значит, получили денег достаточно. Помилуйте, а какая польза от всего этого нашей деревне?!»
Все верно: если уж Лукашенко взялся оперировать проблемой «расходов-приходов», то деревенские жители могут его законно спросить: а в чем твоя и наша польза? Ну, понятно, твоя — в следующих выборах, а в чем наша польза? Молчишь?.. И мы молчим. «…Теперь у нас строят суперсовременную ферму. Опять вкладывают огромные деньги. Что тут говорить — это замечательно, да только у меня время от времени опять вопрос появляется: кто же на этой ферме будет работать?
Средний возраст доярок приближается к 50-ти. Я понимаю, ставка делается на молодежь, это правильно. Но захочет ли она жить в деревне, где нет ни школы, ни детского сада? Сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь….
Все чаще можно услышать или прочитать: за границей осталось 4—6% сельского населения. Получается, что нас, деревенских, слишком много, мы в эти проценты не вписываемся… А куда мы вписываемся, в наше сельское кладбище? И где же выход? Да он давно известен: жить и работать в городе. А кто ждет и ждет ли вообще наших детей в городе? Трудоустроить, конечно, обещают, наоборот, даже приглашают на работу из относительно далеких от Минска районов. Но с оплатой проблемы, как в деревне, так и на некоторых предприятиях (шлю вам расчетный лист моего сына). А может, я ничего не понимаю? Может, таким образом и надо решать финансовые и демографические проблемы?..»
Да нет, Тамара Владимировна, я вас хорошо знаю, вы — человек острого, парадоксального ума. К тому же — женщина. Они все видят по-своему. Надо сказать, гораздо ближе к истине. Дом, очаг, семья, дети — женщины смотрят на любую проблему именно с этой стороны. Понимаю также, что Тамара Владимировна хотела бы, чтобы ее вопросы, ее видение этой жизни прозвучали как можно громче и шире. В чем ваш покорный слуга и помогает ей.
Очень это здорово, когда есть что комментировать. Поэтому обратимся к расчетному листку сына моей верной корреспондентки. Имя сына я не упоминаю. Да и какая разница: почти в каждом сельхозпредприятии и в любой точке РБ вы найдете похожие цифры.
Итак: декабрь 2013-го. Начислено 1 535 219 рублей. Можно ли на такие деньги прожить хоть в деревне, хоть в городе? Ответа не жду, вы его и сами знаете.
Тамара Владимировна любезно объяснила, откуда берутся такие интересные цифры. Разумеется, не с неба, на которое мы все уповаем. От людей, грешных. Сын Тамары Владимировны работает в одном районном объединении. Задачи этой конторы были всегда одинаковые: завозить в колхозы минеральные удобрения, распределять и удобрять, вывозить на поля органику и разбрасывать ее и т.д. Сейчас порядок немножко изменился: колхозы должны платить за услуги. Но денег нет. Колхозы ждут весны. Тогда доброе наше государство подбросит, так сказать, бабла. Можно будет рассчитаться с долгами.
С кого и что требовать — не совсем понятно. У гаранта, что ли, потребовать? Никакой, извините за тавтологию, гарантии: гарант сам в поисках валюты. Кто станет вкладывать свои кровные в экономику, мачты которой уже торчат на поверхности океана мировой экономики?..
* * *
Хорошо, оставим экономику в покое. Давайте вернемся к нашему, житейскому.
Тамара Владимировна предоставила мне документы, которые касаются ее деревни и еще одного человека, по нашим теперешним понятиям, не совсем обычного. Хотя он — обычный учитель. Мой отец тоже был учителем, моя мать была моей первой учительницей в начальной школе в Лоевском районе. Но это уже неважно…
Читаем дальше письмо Тамары Владимировны:
«До 1496 года Дубина была майонтком, собственностью Мстиславского князя Ивана Лингвяновича. После смерти из-за отсутствия наследников майонток перешел в собственность великого князя Александра. В 1496 году он подарил майонток пану Троцкому (ах, как тесен мир! — С.Ш.), а в 1506 году он был уже собственностью гродненского старосты Заберезинского.
Более полстолетия о Дубине не было никаких известий. Попытки найти архивные сведения не имели успехов… Только Центральный государственный архив Минска, ссылаясь на «Волости и селения Европейской России 1886 года», сообщил, что в деревне Дубина «Юрздыцка» (именно так. — С.Ш.) Ашмянского уезда было 60 дворов, 630 жыхаров, корчма и две церкви».
Странный, конечно, язык официальных сообщений, наполовину русский, наполовину белорусский. С другой стороны, казенный язык другим быть и не может. А вас это все не волнует? Вас не волнует, где же все-таки наши истоки? Истоки, они ведь очень часто находятся вместе с нами. Просто необходимо иногда открывать глаза на то, что осталось от нашей культуры, которую многие века разрушали всевозможные завоеватели. Кто знаменитый, кто не очень…
А мы потом опять начинали строить. Точнее, восстанавливать…
* * *
После 1939 года эта местность попала в состав БССР. Тамара Владимировна прислала мне также архивные документы, которые касались одного из ее земляков. Он был учителем в школе, которой уже нет. Он был подданным двух государств, из которых осталось только одно, да и то под другим именем.
Согласно архивным документам, он родился 31 января 1885 года. Национальность — белорус из крестьян, родители — хлебопашцы. Это было в листке, составленном в 1939 году, надо думать, уже представителем советской власти. Звали человека Василий Васильевич Рагель. Его, вполне понятно, заставляли преподавать в польской школе на польском же языке.
Вероятно, это был пограничный опрос, но Василий Рагель на него ответил так: я — сочувствующий партии большевиков с 1905 года и по настоящее время. Жаль… А вообще-то, странно, пожалели поляки, пожалели большевики, он что — был перевертышем? Ни в коем случае, поскольку уже в 1920 году был уволен из школы, которая стала польской, а он не захотел учить детей польскому языку. Он хотел учить белорусскому. Не получилось, его отправили в печально знаменитый концлагерь в Березе-Картузской. И мне там приходилось бывать (слава Богу, уже в наше время).
Лучше всего закончить вот как — словом женщины, которая пробудила меня к жизни вот этой историей. Итак, последнее слово за Тамарой Владимировной:
«Он был учителем, как я теперь понимаю, от Бога… Он просто хотел учить детей, понимаете? Хотел учить тому, что знал, что любил… Вот он и детей хотел этому научить»…
Казалось бы, после второго пришествия Советов (эту власть на западе Беларуси по другому и не называют) Василия Рагеля не ожидала никакая другая судьба, кроме северного лагеря. Только за то, что посмел учить детей во время такой Великой и такой Отечественной войны. Тут нет никакой издевки. Хотя бы потому, что мой покойный отец испил чашу этой войны до конца. Что умер от осколка, который на всю жизнь застрял в виске…
Не стоит, в общем, никого судить. Не стоит. Сначала попробуйте оказаться на месте того, кого вздумали судить. И слава Богу, что Василий Рагель умер своей смертью в 1946 году. А не от дежурной пули…
Сергей ШЕВЦОВ
Читайте также:
«Не отнимайте миску у бездомного кота!»
А гарант обещает, что все будет хорошо…