Лечкомиссия
Медицина для непростых смертных: кто и как лечится в «Республиканском клиническом медицинском центре» УД Президента РБ.
Наш дом в Минске по ул. К. Маркса, куда меня принесли из роддома, изначально обслуживался в лечкомиссии. Мой отец проследовал из этих стен в свой последний путь. А маме здесь в буквальном смысле слова дважды спасли жизнь.
Давно прошли те времена, когда в осведомленных кругах лечкомиссию именовали «лечкомедией». Ярлык приклеили в профессиональной среде. Поскольку в советское время многие врачи считали, что в это элитное медучреждение персонал набирают не за знания и умения, а исключительно по блату.
Сторонние люди часто завидовали тем, кто был прикреплен к лечкомиссии. Считалось, что медобслуживание там лучше, чем в целом по городу. Да и с дефицитными лекарствами проще. И оборудование — самое современное.
Действительно, принадлежность к лечкомиссии — одна из немногих причин, почему отдельные представители номенклатуры не спешат покидать не очень-то «хлебную» госслужбу. Хотя сегодня любой располагающий средствами минчанин может получить годичное медобслуживание в поликлинике лечкомиссии за 8 миллионов рублей. Правда, без права на лечение в стационаре. Стационар — за отдельную плату.
Большой заслугой белорусских властей различных лет я полагаю то, что они сохранили гуманистическую традицию медучреждения. Заслуженные люди и их супруги обслуживаются в поликлинике и стационаре бесплатно.
Если бы вы знали, каких людей доводилось встречать в коридорах лечкомиссии! В буквальном смысле слова духовных и нравственных столпов общества, светочей культуры, науки и образования. К сожалению, некоторых из них уже нет с нами.
Есть также целые дома в центре города, приписанные к лечкомиссии. Как правило, в местах локального проживания бывшей партхозноменклатуры.
Но основной контингент медучреждения составляют чиновники и депутаты Нацсобрания. Правда, последние в большинстве своем пользуются услугами лечкомиссии временно, на период исполнения депутатских полномочий.
Лично я старалась бывать в лечкомиссии как можно реже. Во-первых, в первые годы труда депутатом здоровье еще позволяло выдерживать значительные психоэмоциональные нагрузки работы в достаточно недружественной для меня среде. Во-вторых, я считала, что чем меньше знают официальные власти о состоянии здоровья «альтернативного» политика, тем лучше для меня. Состояние здоровья — это тоже «крючок», на который можно зацепить человека, чтобы манипулировать им.
Так что лично меня завлечь на обследование в годы госслужбы можно было если не под конвоем, то после долгих и настоятельных уговоров медработников.
Тем не менее все-таки приходилось проходить диспансеризацию. В целях экономии времени госслужащих высших категорий «за руку» проводили по всем кабинетам. Первоначально. Потом эта практика осталась только для представителей исполнительной власти.
И когда однажды меня все-таки вытащили на профосмотр, в очередях у профильных кабинетов узнала, насколько плохо в действительности относятся к депутатам парламента многие пациенты из бывшей номенклатуры. Дело в том, что в тот раз я была при депутатском значке, который надевала редко и по вполне конкретным поводам. Мне больше нравились красивые брошки.
Значок стал мощным раздражителем. Ох и наслушалась же я «комплиментов» в адрес парламента! По словам оскорбителей выходило, что они считают депутатов бесполезными трутнями, далекими от нужд народа. Совсем не такими, какой была власть в советское время.
Кстати, в другой раз депутатский значок спровоцировал еще один инцидент в тех же стенах в трагической для меня ситуации. В 2004 году у меня в лечкомиссию попала мама. Попала сразу в реанимацию в крайне тяжелом состоянии. И когда я помчалась после работы на беседу с ее лечащим врачом, я забыла снять злополучный значок!
Врач не дал мне никаких гарантий, что мама выживет. И вот я в тягостных думах поплелась в гардероб, а мне заступила дорогу какая-то пациентка. Тыча пальцем в значок, она спросила, Абрамова ли я. После подтверждения дама гневно бросила мне в лицо: «И вам не стыдно?!» Честно говоря, мне было не до гражданских истерик. Я твердо заверила ее, что МНЕ не стыдно, и пошла дальше… Да, забыла сказать, что возмущалась женщина моим желанием избраться в парламент еще раз после того, как я четыре года добросовестно отбыла в оппозиционной депутатской группе ВС 13-го созыва. Я сделала свой выбор в пользу реальной помощи людям, а не простого декларирования высоких принципов. Выбор тяжелый и обязывающий.
Через пару лет та же женщина вновь напомнила мне о себе у дверей какого-то кабинета публичным объяснением в нелюбви. Я засмеялась и поведала ей, что она мне тоже не нравится.
В третий раз мы встретились в 2008 году, когда я подписывала обходной лист, покидая парламент. Моя недоброжелательница подсела ко мне и горячо принесла мне свои извинения за то, что так приставала ко мне раньше. Она пылко благодарила за мою позицию по отмене льгот, удостоив гордого звания «единственного народного защитника»!
От ненависти до любви тоже оказался только один шаг…
А вот после истечения срока моих депутатских полномочий я стала постоянным посетителем стен лечкомиссии. Правда, только в качестве сопровождающего часто болеющей мамы.
Когда в те времена многие интересовались, почему я не работаю, я отшучивалась. И рассказывала анекдот:
— У пастуха-долгожителя спросили, как ему удалось дожить в такой прекрасной форме до 120 лет. Пастух ответил: «Тому есть две причины. Во-первых, с 10 лет я работаю на свежем воздухе. Во- вторых, вот уже 110 лет я кричу на баранов, а не бараны кричат на меня».
На самом деле я отказалась от работы, чтобы смотреть маму. После смерти моего младшего брата в 2008 году мама начала болеть. Сначала был рак, сложная операция в Боровлянах, выхаживание, потом — тяжелая химиотерапия…
Моя вечная благодарность врачам-онкологам. Они у нас — таланты и подвижники. И заслуживают, чтобы общество носило их на руках.
Ничуть не менее я благодарна врачам лечкомиссии. Они повторно спасли жизнь моей матери, когда пару лет назад прямо в канун Нового года она попала в реанимацию с острым панкреатитом. Пять дней беспамятства, бреда, галлюцинаций… И все это время нам давали прогноз «по третям»: треть — что выживет, но будет неадекватной, треть — что выживет и будет нормальной, треть — …
На шестой день мне позвонили из реанимации лечкомиссии и разрешили побыть с мамой. Объяснили, что мама довела до белого каления весь персонал, круглосуточно твердя: «Позовите Олю, позовите Олю…» После этого наступил перелом к лучшему. И начались четыре месяца домашнего выхаживания с постоянными дообследованиями.
В те годы я убедилась, как много замечательных врачей работает в лечкомиссии. Причем и в поликлинике, и в стационаре! В разные годы и главврач участвовала в обходах палат с рядовыми больными. Такими, как мама.
Когда возникла необходимость подлечиться уже мне самой, я ничтоже сумняшеся обратилась в лечкомиссию. Чтобы на высоком уровне пройти платные обследования и лечение. До сих пор пребываю в шоке. Но об этом – в следующей статье.
(Продолжение следует.)
Ольга АБРАМОВА
Читайте также: