TOP

Лечкомиссия: судьба «платников»

В этом году решила обследоваться и подлечиться в лечкомиссии. Заранее собрала всю доступную информацию о стоимости госпитализации и медобслуживания, условиях пребывания. Но за фасадом благополучия скрывалось нечто иное.

Из палаты — в палату. И в каждой в окнах щели…

Многие наши люди суеверно считают, что к врачам лучше вообще не ходить, — обязательно найдут что полечить или вырезать. Как говорится, нет здоровых — есть недообследованные.

С тех пор как я досматриваю маму, вынуждена была отказаться от этой допотопной, архаичной точки зрения. Примерно раз в год провожу маму через все обследования. Да и сама раз в год-полтора прохожу диспансеризацию. Я должна быть в форме, потому что моя помощь нужна любимому человеку.

В этом году решила обследоваться, а заодно и подлечиться в лечкомиссии. Сразу убить двух зайцев. Заранее собрала всю доступную информацию о стоимости госпитализации и медобслуживания, условиях пребывания и т.п.

Койко-место плюс питание обходятся в день примерно в 300 тысяч рублей. По питанию стоимость оспаривать не буду. А вот соотношение «цена — качество» в плане койко-места явно неадекватно. Надо бы понизить где-то раза в два. Средние условия.

При телефонном звонке в отдел платных услуг мне пообещали двухместную палату. Точнее, для «платников» стараются предоставить двухместную палату. Как правило.

Понятно, что любой человек, оплативший медуслуги наличными, предпочитает более комфортные условия пребывания. Включая и человеко-нагрузку на места общего пользования. Если пациент будет неудовлетворен комплексным медобслуживанием, в следующий раз он попросту отнесет свои деньги в другое медучреждение. Допустим, в Дом милосердия. Выбор есть.

Итоги предварительного обсуждения вопроса госпитализации меня устроили. Включая и информацию об отдельной оплате стоимости лечения и обследований.

Хорошо, что до заключения договора в день поступления в лечкомиссию мне предложили оставить мои личные вещи в палате. Палата оказалась не двух-, а трехместной. Но это бы ничего, если бы не расположение моей кровати возле окна, изо всех щелей которого жутко дуло. Забегая вперед, скажу, что за первые двое суток пребывания меня трижды перемещали в разные палаты. И в каждой из них в окнах были щели. Причем в самой первой палате на подоконнике во всю длину окна лежало свернутое шерстяное одеяло. То есть и раньше пациенты уже жаловались на сквозняк и холод. Представляю, каково было лежать на этой койке в 20-градусные морозы, если я замерзла под первой капельницей уже при +6оС на улице!

Когда я пожаловалась на дискомфорт, окно было заклеено за 5 минут. Так почему этого нельзя было сделать раньше? Только потому, что большинство пациентов пенсионеры и бесплатно пользуются услугами лечкомиссии? А ведь это люди с почетными званиями, отдавшие здоровье своей стране. Либо супруги тех, кто заслужил это право на бесплатное оздоровление близких своим напряженным, высококвалифицированным трудом. Эти больные боятся вызвать недовольство администрации жалобами, чтобы их ненароком не вычеркнули из списков на «спецобслуживание». Или чтобы не ускорить их исключение, о котором ходят слухи не первый год.

После ознакомления с условиями размещения я решила оплатить вместо запланированных ранее 10 дней пребывания только 5. Как в воду смотрела!

А какими лекарствами пользуется сам врач?

В первый же день мне вручили горсть таблеток. Когда я попросила сообщить мне, что за лекарства предложены врачом до всех обследований, оказалось, что все (!) многочисленные таблетки — белорусские. Должна сказать, что принадлежу к той весьма значительной группе населения, на которой белорусские лекарства попросту не работают (почти все). То есть никак не помогают, только «грузят» печень. Проверено эмпирическим путем. В итоге от большинства лекарств отказалась, оставила капельницы.

О капельницах. Так и не поняла, почему мне опять же до всех обследований назначили комплекс в виде калия с глюкозой и инсулином? Как оказалось по итогам биохимического анализа крови, калия в организме уже было более чем достаточно. Да и глюкозу давать до получения результатов анализа на сахар, наверное, не стоило. Так или иначе, но три капельницы до отмены мне успели сделать.

О лекарствах. На мой взгляд, и в аптеках, и в платном стационаре лекарства должны быть разные. Их выбор должны определять запросы потребителей медицинских услуг, а не диктат госчиновников. Еще в бытность депутатом Палаты представителей мне приходилось несколько раз публично ставить вопрос перед правительством об обязательном наличии в аптеках широкого списка импортных лекарств. Многие из которых необходимы больным по жизненным показаниям. Дело в том, что тогда одномоментно я получила на приемах избирателей и письменно большое количество обращений по импортным лекарствам и их дефициту в аптеках. Люди жаловались, что заказывают пропавшие из продажи нужные лекарства через друзей и родственников в Москве и Киеве. Они объясняли, что белорусские аналоги им не помогают. Что без импортных лекарств таким больным не выжить.

Пришлось крепко схлестнуться с одним высоким чиновником — адептом программы импортозамещения. До сих пор жалею, что не задала ему один вопрос: какие лекарства он пользует сам? Но и без этого вопроса нажила в лице функционера личного врага.

Честь и хвала лицам, принимающим решения, теперь в аптеках есть средства на любой кошелек: местного производства — в низком ценовом сегменте; производства Румынии, Словении — в среднем; лекарства западных производителей и Израиля — в высшем.

Хроника событий

Утром второго дня пребывания в лечкомиссии мне предложили перейти в двухместную палату № 309. Кто бывал в тамошней кардиологии, тот знает, что эта палата — пониженной комфортности. Помещение — узким пеналом, из окна просто свищет, кровати на вид старые, их высота не регулируется, а туалет с ванной — общий для 4 (!) больных. Им пользуются пациенты из двух палат.

Не успела я разместиться на новом месте, как на соседнюю койку положили крайне тяжелую больную в возрасте 91 года, только что из реанимации. С инфарктом и двусторонним воспалением легких.

Весь день бабушка непрерывно громко стонала (что было естественно в ее положении). А в 6 вечера ей стало по-настоящему плохо, открылась рвота.

Вот тут плохо стало уже мне (я тяжело переношу вид человеческих мучений). Как раз в этот день мне начали холтер-мониторирование. Так вот, холтер показал, что с 18 до 19 часов у меня проявилась экстрасистола. Давление поднялось сразу на 35 единиц. Я не выдержала и по письменному заявлению попросила разрешения уехать ночевать домой. Так мне предложили написать заявление с формулировкой «по семейным обстоятельствам»! Объяснила, что ухожу по созданным мне в стационаре «обстоятельствам». Предупредила, что назавтра выпишусь, раз уж лечкомиссии не нужны мои деньги. Дикую головную боль (которой у меня вообще не бывает) сняли только домашние лекарства.

Между прочим, за 5 дней пребывания в лечкомиссии я авансом заплатила около 4 миллионов рублей. И это без стоимости лекарств, капельниц, других лечебных процедур, которые оплатила постфактум!

Назавтра мне сменили палату на ту, где обычно размещают «платников». И закрепили за хорошим врачом. Я обратила на него внимание еще накануне. Когда в коридоре его поймал за пуговицу старичок-пациент и долго беседовал с ним о своих проблемах со здоровьем. И врач приветливо кивал, внимательно слушал и отвечал на вопросы. При личном общении у меня этот палатный врач вызвал доверие тем, что объяснял, в чем суть моих проблем, как работают те или иные лекарства и т.д.

Я давно заметила, что все врачи делятся (помимо квалификации) на две категории. Первая делает назначения без объяснений. Вторая, довольно малочисленная, обращается с пациентом как с партнером. Не директивно, не жалея своего времени. Эти врачи подробно вводят больного в курс дела и сообщают ему о перспективах лечения, правилах режима, вариантах выбора лекарств и прогнозируемом течении болезни в случае отказа от терапии или операции, нарушения режима и т.д. Для больного такой тип «Айболита» предпочтительнее. Он вызывает доверие. А какое успешное лечение может быть без доверия к исцелителю?

Жаль, что позитивное впечатление немного подпортил отказ врача выдать мне при выписке подлинники результатов обследований. Понимаю, что отказ продиктован должностной инструкцией. Но убеждена, что пациент-«платник», оплатив исследования по тарифу чуть меньшему, чем в частных медцентрах, является собственником оплаченной им информации. Копии, которые я уговорила мне выдать, касались не всех данных. А эпикриз устроит далеко не всех профильных врачей в случае обращения к ним. Неясно, зачем лечкомиссии результаты моих обследований, если я больше не собираюсь туда возвращаться. Могу дать расписку в этом.

Перед выпиской познакомилась с женщиной, которую положили на мое место в 309-ю палату к больной бабушке. Все три дня она обслуживала ее вместо медперсонала, кормила с ложки, поила, подавала лекарства, каждые полчаса водила в туалет (бабушке давали мочегонное). Эта женщина сама была после реанимации. Но она думала, что обязана была все это делать за то, что ее приняли на лечение!

Кстати, после моего «дезертирства» домой в соседней с 309-й палатой, расположенной через тамбур дверь в дверь, всю ночь не спали. В 309-й постоянно горел свет, медперсонал часто прибегал по вызову бабушки оказывать экстренную медпомощь.

Все это продолжалось, пока старушку вновь не забрали в реанимацию. Хотелось бы верить, что там она поправится. Реанимация и служба «неотложной помощи» — сильные места лечкомиссии.

Как справедливо заметили при прощании некоторые соседи по этажу, бывшие свидетелями моих злоключений, «администрация поступила с вами непорядочно. Нельзя «платника» класть в палату к таким тяжелым больным. Наверное, хотели, чтобы вы за ней ходили!»

Один вопрос: а «бесплатника»-сердечника можно так нагружать? Не должны больные выполнять обязанности медперсонала.

Низкое качество выхаживания

Инцидент, происшедший со мной, вскрывает еще одну острую проблему наших больниц и клиник. Это проблема выхаживания тяжелых больных. Хорошо, если у больного есть родственники, которым можно разрешить в определенных случаях ухаживать за прооперированным больным или больным, поступившим из реанимации. А если их нет или они слишком старые? Или сами недостаточно здоровы? Или даже просто не хотят брать на себя это бремя? Вот и получается, что наши замечательные хирурги делают сверхсложные и сверхточные многочасовые операции, великолепные медработники реанимации буквально достают людей «оттуда», гиперответственные и весьма квалифицированные сотрудники неотложной помощи еще до попадания в реанимацию или на операционный стол буквально через голову переворачиваются, чтобы не потерять больного на первичном этапе… А затем весь этот колоссальный, энергозатратный труд армии лучших медиков страны оказывается обесценен низким качеством выхаживания.

Такое я видела во многих больницах Минска, навещая после операций друзей или родственников. Низкое качество выхаживания — необязательное, но частое сопутствие послеоперационной или послереанимационной жизни больного. Стимулировать укрепление качества в этом звене надо существенным увеличением оплаты труда не только врачей, но и медсестер, а также санитаров. И найти возможность увязать материальное поощрение с качеством выхаживания и оздоровления. Кстати, не понимаю, почему письменные благодарности медработникам до сих пор не имеют денежного эквивалента в виде весомой прибавки к зарплате?

В разные годы неоднократно оставляла благодарственные записи в приемной главврача лечкомиссии в адрес профессора Стебунова, врачей Жуковской, Несновой, Ващило, Олихвера, сотрудников реанимации и службы неотложной помощи медучреждения — да всех и не вспомнить сразу. Но, думаю, многие врачи не отказались бы от дополнительной оценки именно государством их заслуг и квалификации.

(Продолжение следует.)

Ольга АБРАМОВА

Читайте также:

Лечкомиссия

Поликлиника №13

Что не так?

Присоединяйтесь к нам в Фэйсбуке, Telegram или Одноклассниках, чтобы быть в курсе важнейших событий страны или обсудить тему, которая вас взволновала.