Несколько слов в защиту… коррупции
Рассказывать читателям «Снплюс» о роли борьбы с коррупцией в политической судьбе А. Лукашенко, полагаю, нет смысла. Отмечу только, что интенсивность ее медийной составляющей постоянно меняется. За приливом следует отлив.
Удивляться этому не приходится: в наш информационный век почтеннейшая публика быстро пресыщается, требует постоянного обновления «картинок» на телеэкранах.
В послании президента народу 2014 года слово «коррупция» было упомянуто 32 раза, в послании-2015 — 3. Динамика, однако!
Борьба «с этим злом» («этой нечистью») в Беларуси не сопровождается анализом причин, его порождающих. Такова традиция. Советская коррупция росла на тотальном дефиците, централизованной системе распределения и плановом управлении. Но ее искореняли путем совершенствования кадровой работы, снижения уровня бюрократизма при рассмотрении жалоб граждан, усиления плановой и финансовой дисциплины и, разумеется, ужесточением законодательства.
По пути усиления законодательства идет и А. Лукашенко. По его инициативе в августе 2014 г. на всеобщее обсуждение был вынесен проект закона «О борьбе с коррупцией». С его окончательным принятием вышла заминка. Но не будем расстраиваться. В конце-то концов, 119-е место из 175 в мировом рейтинге восприятия коррупции, ежегодно определяемого компанией Transparecy International, дает шанс отечественному специалисту по выжиганию коррупции каленым железом проявить себя уже в ближайшем будущем.
Коррупция vs. идеология
Коррупция есть везде. Она неискоренима. Об этом нам постоянно напоминают высшие должностные лица государства. Не стану оспаривать эту азбучную истину. Но приглядимся внимательно к коррупции у них и у нас.
Коррупция у них — это девиантное поведение (отклонение от общепринятых, наиболее распространенных и устоявшихся норм). А у нас?
Откроем статью французского историка Алена Безансона «Похвальное слово коррупции в Советском Союзе», написанную в середине 70-х годов: «Коррупция есть болезнь коммунизма, и потому в рамках противопоставления между «ними» и «нами», между партией и обществом коррупция для последнего есть признак здоровья. Она есть не что иное, как проявление жизни, жизни патологической, но которая все же лучше, чем смерть. В ней проявляется возрождение частной жизни, ибо сама она есть победа личности, индивидуальности. Отношения между людьми вместо того, чтобы выливаться в искусственные формы идеологии, возвращаются на твердую почву реальности: личной выгоды, спора о том, что положено мне, что — тебе…»
Любопытный взгляд на коррупцию, согласитесь. Попытаюсь его прокомментировать.
Базовые принципы построения советской системы были сформированы еще во времена Орды. Территория нынешней Беларуси под Ордой почти не была. Но это не повод для радости. Ибо за три последних столетия они, эти принципы, были успешно «привиты» и к белорусскому социальному древу.
При монголах Русь жила своей традиционной жизнью. Орда существовала рядом. Она взимала дань, вмешиваясь по мере необходимости в княжеские разборки. После распада Орды ордынский порядок сохранился. Просто ставка хана переехала в Кремль. Копируя прежний принцип организации жизни, Иван Грозный поделил подвластные ему территории на земщину и опричнину, «где одним велено изображать жизнь в старых ее формах, а другим дозволено делать с этой земщиной все, что захочется и что прикажут» (Юрий Пивоваров, историк).
Ввиду жестких требований к объему текста, я вынужден перепрыгнуть через несколько столетий. Опричнина Сталина — это ВКП(б). Она же — «орден меченосцев» по меткому определению вождя.
Ничего принципиально нового Сталин не придумал. Закабаление общества (ВКП (б) — Второе крепостное право большевиков) он начал с верхнего сословия. Его представители были обязаны служить всю свою жизнь, и только служба давала им привилегии. Главной же привилегией было распоряжение жизнью других.
«Это хорошо? Это противно!»
Вновь обращусь за помощью к Пивоварову: «В ходе этой реставрации (разделения страны на земщину и опричнину. — С.Н.) сформировалось не централизованное государство, а безотказно-безответственная технология по эксплуатации населения и природы нашей страны. Никакого иного смысла опричнина не имела».
Главный архитектор белорусской модели никогда не скрывал, что проводил свои преобразования под лозунгом Back in the USSR. Но в рамках вышеизложенной теории это означает проведение очередного (постсоветского) разделения страны на земщину и опричнину. Играть роль последней на этот раз, как не трудно догадаться, поручено властной «вертикали».
Но как в таких условиях выжить простому человеку, к тому же овладевшему навыками классического представителя потребительского общества? Без коррупции тут не обойтись. С ее помощью он, простой человек, способен преодолеть барьеры, выстроенные между новой земщиной и новой опричниной, т.е. решить свои частные проблемы с помощью государственных чиновников.
Не обходится без коррупции и распределение административной ренты внутри властной «вертикали». В известном смысле коррупция формирует торговую площадку, на которой происходит теневой передел государственных ресурсов. Поэтому борьба с нашей коррупцией — это одновременно борьба и с нашим обществом, и с нашим государством.
По Безансону, коррупция порождает жизнь, которая лучше, чем смерть. Она помогает не только простым людям, но и чиновникам всех рангов решать личные проблемы в режиме «здесь и сейчас» за счет государственных ресурсов. Но стратегически коррупция лишает всех нас шансов на будущее, снижая неконкурентоспособность Беларуси среди стран, в которых коррупция является девиантным поведением.
Коррупция не способна что-либо создавать. Она только перераспределяет, повышая при этом социальный статус граждан, перераспределяющих материальные блага, относительно статуса граждан, материальные блага производящих. Как тут не процитировать фрагмент миниатюры Михаила Жванецкого еще доперестроечного периода: «Завсклад идет — мы его не замечаем. Директор магазина — мы на него плюем! Товаровед обувного отдела — как простой инженер! Это хорошо? Это противно!»
Сергей Николюк
Читайте также:
Профсоюзы в роли «компартии наших трудящихся»