Таможенников осудили, но вопросы остались
14 сентября суд Октябрьского района Минска огласил приговор в отношении последней группы бывших сотрудников Ошмянской таможни. Еще 13 человек были осуждены к лишению свободы на 5—7 лет с конфискацией имущества. Сама Ошмянская таможня закрыта. Можно подвести итоги и сделать выводы. Как всегда, с позиции права.
Процесс длился два с половиной года
Расследование и судебное разбирательство о коррупционном скандале на Ошмянской таможне длилось почти два с половиной года. Процесс начался еще в апреле 2015 года, когда глава государства заявил о фактах взяток при перемещении товаров через таможенный пункт «Каменный Лог». Тогда к уголовной ответственности было привлечено более 50 сотрудников таможни.
Первым судили бывшего начальника Ошмянской таможни Ивана Ниверкевича, не дожидаясь, когда завершится расследование в отношении всей группы. 12 января 2016 года Минский областной суд приговорил его к 7 годам лишения свободы.
С ноября 2016-го начались суды над остальными таможенниками. Их как-то странно «разделили» по районным судам Минска, а 16 человек поручили судить Минскому областному суду. На мой взгляд, это следует признать нарушением подсудности уголовных дел (ст. 267 УПК).
Я побывал на одном из судебных процессов в Минском областном суде. Это было похоже на какой-то спектакль, в котором участники играли заранее определенные роли. Обвиняемые выглядели жалко, часть сидела в клетке, часть расположилась на первых рядах в зале заседаний с клетчатыми сумками. Многие из них выплатили установленные органами следствия суммы компенсации и надеялись на милость суда. Однако сроки оказались серьезные — от пяти лет лишения свободы и выше. В качестве дополнительного наказания была предложена конфискация имущества, включая автомобили, недостроенные дома, гаражи, рубли, доллары, евро…
Что удивило?
Дело таможенников выявило ряд особенностей нынешнего расследования и судебного разбирательства уголовных дел.
Во-первых, стремление органов следствия объединить разрозненные действия обвиняемых в преступную организацию с распределением ролей участников. Интерес следствия здесь очевиден: придать особое значение уголовному делу, показать его размах по количеству обвиняемых и томов дела и, как результат, увеличить сроки наказания.
Все это чем-то напоминает одиозную практику 30-х годов прошлого столетия, когда органы вскрывали «контрреволюционные организации» по всей стране и когда обвиняемые под пытками передавали «эстафетную палочку» новым жертвам произвола.
Во-вторых, при проведении расследования в полной мере был использован новый институт уголовно-процессуального законодательства — «соглашение о сотрудничестве». Он начал действовать с 1 января 2015 года путем включения в УПК главы 49-1 «Производство по уголовному делу в отношении подозреваемого (обвиняемого), с которым заключено досудебное соглашение о сотрудничестве» (ст.ст. 468-1 – 468-12 УПК). В случае сотрудничества со следствием обвиняемый, например, может быть освобожден из-под стражи. В отношении такого лица прокурор может ходатайствовать перед судом о снижении размера наказания.
Именно применение этого института привело к тому, что большинство обвиненных в коррупции таможенников оказались не в изоляторе, а под домашним арестом. Для этого им пришлось дать признательные показания, возможно, в чем-то оговорить своих бывших коллег, взять обязательство возместить суммы ущерба, подсчитанные органами следствия.
Лично у меня институт досудебного соглашения о сотрудничестве вызывает неприятие. Прежде всего по моральным соображениям, поскольку он предполагает доносительство на других лиц. Далее: он противоречит принципу равенства всех перед законом, так как «двурушники» получают льготы перед следствием и судом. Он также освобождает органы уголовного преследования от обязанности доказывать обвинение, ограничиваясь простым признанием вины.
В-третьих, прошедшие процессы показали, что акцент в доказательной базе делается на признаниях и оговорах обвиняемых. Именно они стали основой приговоров по этому уголовному делу. Между тем в УПК имеются нормы о том, что «запрещается принуждение к даче показаний и объяснений путем насилия, угроз и иных незаконных мер» (ч. 3 ст. 18), что «никакие доказательства для органа дознания, дознавателя, следователя, прокурора, суда не имеют заранее установленной силы» (ч. 2 ст. 19).
В-четвертых, прослеживается явная ориентация органов следствия, прокуроров и судов на эффективное выполнение указаний главы государства по искоренению фактов коррупции на Ошмянской таможне. Как говорится, выскребли до дна: из 96 сотрудников «Каменного Лога» 58 были привлечены к уголовной ответственности, а сама таможня с 1 октября прекратила свою деятельность.
Цепная реакция прошла и по другим белорусским таможням. Так, в феврале 2016 года органы расследования выявили организованную преступную группу, которая длительное время действовала на Гомельской таможне, занимаясь поборами с водителей-дальнобойщиков. В августе 2017 года суд Центрального района Гомеля осудил 15 бывших таможенников в получении взяток, мошенничестве и посредничестве во взяточничестве. Материалы уголовного дела составили 42 тома, обвинение поддерживали три прокурора.
Что надо сделать?
На мой взгляд, эти процессы в виде многотомных уголовных дел с признательными показаниями взрослых мужчин и выплатой назначенного вреда надо как-то прекращать. В них трудно поверить, поскольку даже без очков видна режиссура «за кадром». Нам необходимо вернуться к соблюдению установленных УПК принципов уголовного процесса, а именно: уважение чести и достоинства личности (ст.12), презумпция невиновности (ст.16), обеспечение подозреваемому, обвиняемому права на защиту (ст.17), всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств уголовного дела (ст.18), оценка доказательств по внутреннему убеждению (ст.19), равенство граждан перед законом (ст.20).
При выполнении этой задачи не обойтись без реформирования нашего обвинительного процесса, который остался практически в нетронутом виде с советских, а точнее, сталинских, времен. Здесь предстоит сделать как минимум следующие шаги.
Первое: принять новый УПК, как, впрочем, и новый Уголовный кодекс.
Второе: обеспечить независимость следователей, выведя их из подчинения главы государства и восстановив за их деятельностью надзор прокуратуры.
Третье: решение о заключении под стражу должен принимать суд и только в случае особой необходимости.
Четвертое: отказаться от аморального соглашения о сотрудничестве, которое навязывается каждому подозреваемому (обвиняемому).
Пятое: ввести конкурсное замещение должностей судей сроком на пять лет из числа лиц, успешно сдавших квалификационный экзамен.
Шестое: ввести суд присяжных заседателей, если обвиняемый не признает себя виновным и требует назначения такого суда.
Седьмое: отменить обязанность суда изучать материалы уголовного дела, установив реальную состязательность уголовного процесса.
Восьмое: осуществлять видеофиксацию хода рассмотрения уголовных дел.
Девятое: разрешить допуск в качестве защитника близких родственников обвиняемого или назначенных им юристов по доверенности.
Десятое: обеспечить реальную проверку законности и обоснованности приговоров в вышестоящем суде с участием представителей сторон.
Время масштабных и показательных судебных процессов прошло. Давайте вернемся к законности и справедливости в отношении каждого обвиняемого. Для этого у нас есть все возможности. К этому нас обязывают главные заповеди праведного человека.
Вспомним, что говорил Иисус своим последователям: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».
Михаил Пастухов, доктор юридических наук, профессор
Читайте также:
Слуги народа должны служить народу, а не жировать за его счет