И нет прекрасней дружбы мужчин,
Один за всех и все как каждый.
Плечом к плечу, нам вместе не стыдно.
И смерть всем тем, кто идет не с нами.
Борис Гребенщиков
Перестанут плакать клоун и медведь!
Сергей Михалок
Больше, чем про артистов, врут только про политиков. Смешно сплетничать о начальниках производства. Мало интересны народу бухгалтера и экономисты. В сфере образования царит благородная нищета — и что тут обсуждать? А эти всегда на виду: съездил главный в колхоз — уже событие. Выпустил диск твой герой — плачь и пой, кидай лайки. Уехал — а как же мы? Вернулся — уже приятно. Они, в сущности, очень похожи: фронтмэны общей доли, наши парни в центре событий. Поскольку делают шоу и политику в стране, где нет ни реального шоу-бизнеса, ни реальной политики.
Наши герои торгуют таблетками от депрессии. Быстрым кайфом эмоциональной солидарности. И так вполне можно жить. Если не принимать эти сказки всерьез. Новый фильм про Сергея Михалка уже прошел по СМИ как «запрещенный в России». Опять партизан? Не спешите с выводами.
Первое, что бросается в глаза при знакомстве с продуктом, лихо помеченным «Brutto Nostra», — бодрый монтаж и общий благостный настрой.
Чужие здесь не ходят. Все улыбаются и хвалят главного героя. Главный герой скромно улыбается и хвалит себя. Украинские товарищи объясняют, чем крут Михалок. Кусок из клипа. Личный тренер в восторге. Режиссер Халезин разбирает как коллега коллегу. Фрагмент концерта. Продюсер Brutto объясняет, чем крут Михалок. Любимая жена объясняет, чем крут Михалок. Кусок с репетиции. Внезапная «stand-up комик» в черном кимоно объясняет, чем крут Михалок и невинно пересказывает пару давних сплетен. No comment. Фрагмент разминки. Наконец, в кадре появляется сам режиссер фильма Авдеев, чтобы сказать… Ну, вы уже поняли — чем крут Михалок.
И все еще раз. И по новому кругу.
Мелкая нарезка боевого пути радикального артиста логично выходит на развернутую презентацию его (пред) последней бригады — группировки поющих качков. Грозных на сцене, а в быту — белых и пушистых. Под финальные титры все поют и танцуют в саду. Девушки смеются. Шарики летают. Детки и собаки скачут по траве. Чемпион по муай-тай дует в тубу. Короче, ты не плачь, моя Мальвина.
Что тут звучит до боли знакомо? Откуда это чувство давно пережитого леденцового счастья? Ну, конечно же! Горячее лето 1981-го. Кинотеатр «Октябрь». Лента Лассе Хёлльстрема «АББА: фильм». Сладкий привет от попсовых суперзвезд.
Кажется, фронтмэн в татушках ненароком проболтался о главном.
Сказки болотного счастья
В нашем задумчивом краю как-то неловко быть успешным и любить деньги. Здесь у артиста две обычных маски: партизан и конформист. Боец или строчка в меню. Первое предполагает общую озабоченность, национал-романтизм и вечное несогласие с наличным порядком. Второе задает совсем другую установку: подмену геройской риторики материальным вознаграждением, договорную игру и прагматичный финансовый интерес. Прочие варианты личной судьбы смотрятся непонятно и подозрительно.
Наша верная тема — не чистота стиля, а четкость принципов. Стоит ли удивляться, что на выходе регулярно получаем не арт-дизайн, а лозунги и прокламации? Самые заметные творческие сбои наших ведущих альтернативных артистов связаны с переходом в митингово-фельетонный регистр — от «Гадзючніка» до «Саня паедзе у Гаагу» и «Саўкі і Грышкі».
Простодушная вера в особую миссию рокмэна и прочие «гитары в бою» была продуктом позднесоветской пропаганды, настроенной на активный поиск идейных союзников и слепую веру в правое дело. Спой против Рейгана — и будет быстрое счастье. Тогда многим казалось, что этого достаточно. Кому-то так кажется по сей день.
Боевая эстетика идейных мобилизаций легко делит артистов на удобных «своих» и нелояльных «чужих». И вытесняет мастеров эстрадного чёса в ничейный «третий сектор» — в культурные эмигранты на соседние поп-рынки. Так в свое время съехали Серега, «Ляписы» и Merry Poppins. Так выездными стали Iowa и Макс Корж. Такими же выездными теперь становятся примодненные ЛСП.
И это только первый ряд. Только в Россию. А сколько новых-свежих забирает Европа?
Главная проблема беларуской культуры последних десятилетий — не госцензура (зачастую и вправду бредовая), не борьба за мову (безусловно, достойная), а подмена художественного качества гражданской позицией. Идейная привязка превращает жизнь заметного артиста в политический комикс. Иначе ты, вроде, и не заметный артист.
Ты ж наш! Ты же на Майдане пел! Какие еще контрактные обязательства?
Здесь регулярно требуют борьбы. Даже когда она живет только в твоих вчерашних клипах.
Сам виноват: ты в ответе за тех, кто подсел на твои сказки. Вот уже и попсовичка Шаркунова перепела «Воинов света».
Что в таком случае делает грамотный лицедей? Зеркалит настроение публики. Дает массовке то, чего та ждет. Торгует то боевитостью, то скоморошиной. По обстоятельствам.
Капитуляция? Обман? Нет, просто гибкая репертуарная политика.
Наш пацанский расколбас
Трудности с Михалком возникают, когда начинаешь клеить на него чужие метки и читать чужими словами (пусть и с подачи самого артиста). Революционер? Диверсант? Титан мысли? Да ладно! Скорее, мастер иллюзий.
Верите в Brutto? Присмотритесь к центровому этой пачки. Послушайте вал метафор, шумовые речевки и бодрый вокал. Оцените аккуратные отмазки от статуса болотного Че Гевары.
Считать такого мэтра публичного гона политическим бойцом (и сражаться с ним как с политическим бойцом) можно лишь ничего не понимая в публичном гоне. Хотя сам мэтр публичного гона вполне способен словить политическую конюнктуру и пометить актуальными маркерами свой очередной продукт. К примеру, микшируя голливудского Рокки и войну на Донбассе.
Но это лишь до прихода новой волны. До нового поворота коллективных настроений. Или, скажем деликатней, до очередного витка личной творческой эволюции.
Украину отработали. Что там у нас дальше по списку?
Впрочем, ротация меток не меняет сути. Изобретатель серии чудаковатых проектов — от ранних опытов студенческого театра «Бамбуки» до ностальгичного электро-попса Drezden — неизменно занимается продвинутым городским фольклором.
Михалок — интуитивный поэт асфальта. Уличный лирик с Мурзилкой в сердце и журналом «Веселые картинки» за пазухой, воспитанный трехаккордным блатняком, ВИАшными страданиями и сильной группой «Арабески». Коллажных дел мастер широкого профиля: Гаруда, Магомет, Сергей Жадан, Чиполлино, Орнелла Мути, подъем с переворотом…
Артист вправе почудесить. Благо замес такой, что смыслы пачками улетают на белом облаке.
На сцене — тот же джаз. Спектакль стадионных масштабов с мятежным конферансом от признанного поставщика. Сиротские распевы, уличные речевки, тактики дворового футбола (а на сцене у Brutto аж пять «нападающих»!), рубленные риффы типового постпанка, боевой перепляс и концертная пацанская распасовка — в сумме это больше (или меньше) чем музыка. Скорее, точная режиссерская постановка Михалка: небритое ломовое шапито. Если таков «партизан-рок» — он не страшней капитана Крюка из диснеевской мультяшки.
Откричали. Отгорели. Разошлись. Всем спасибо.
Когда остывает пепел
В чем тут опасность? Где угроза? В том и дело, что угрозы нет. Просто работают люди.
Вчера Brutto, сегодня — «Ляпис-98». Завтра — дрессура слоников.
Мармеладный фильм про (как бы) боевую (как бы) банду абсолютно точно прописал общую ситуацию.
Базовый конфликт с участием нашего фронтмэна — это не схлест бойца-одиночки с угрюмым режимом, а спор двух стратегий публичного присутствия: идейной и рыночной. Маршрут коммерческого артиста в зоне политического напряга.
Мы хотим героя. А герой хочет печеньку. И в ролик «Белавиа».
Максим Жбанков
Читайте также в рубрике «ВЗГЛЯД И ГОЛОС»:
Александр Федута. Оборона «второй линии»
Виталь Цыганков. Три с половиной причины, почему я не стал экологическим активистом
Игорь Карней. «Игра в кости»
Максим Жбанков. «Гедройц» и вокруг. Тайная жизнь сучбеллита»