Символ белорусских протестов

К Яну Грибу я пожаловал в гости на следующий день после суда, на котором его признали виновным в участии в двух митингах в защиту независимости Беларуси. Старика с пенсией в 220 долларов наказали двумя штрафами по 400 долларов каждый.

Разговор начинаем с просмотра фотографий, на которых Ян Янович Гриб с известными деятелями культуры Беларуси и политиками. Эти люди — его жизненные ориентиры, некоторым из них он посвятил стихи, некоторых вдохновила на стихи его личность. Вижу на фотографиях Василя Быкова, Геннадия Буравкина. А вот Ян Гриб с Владимиром Некляевым, Владимиром Орловым, Змитром Войтюшкевичем, Винцуком Вечоркой.

Большинство снимков сделано на даче. Она находится в Дзержинском районе, где много лет он проводил так называемые шляхетские вечера. Специально приглашал на встречи выдающихся людей белорусского возрождения, которому он и сам посвятил жизнь.

Спрашиваю, не кажутся ему теперь эти усилия напрасными. Но Ян Янович не сдается: «Такие сильные, такие люди — посмотрите! Может показаться, что у нас ничего не получается, что опять все висит на волоске, но я не только на Бога надеюсь. Мы сможем — за нами же такая история!»

Своей точной даты рождения Ян Янович не знает, так как все семейные документы сгорели в родной деревне с символическим названием Погорельцы, которая находится между Несвижем и Барановичами. А воспоминания о жизни начинает со смерти отца, о котором знает лишь из семейных преданий, так как в 1941 году был совсем маленьким. Ему было около трех лет.

«Немцы отца расстреляли в самом начале оккупации. Сделали обыск, нашли патроны и расстреляли. А потом еще и брата его, моего дядю, арестовали и также застрелили. В 1939 году, когда к нам пришли Cоветы, у отца было хорошее хозяйство, земля, лошади, коровы, свиньи. Советский офицер, когда угостился нашим сальтисоном, сказал, что скоро запишут отца в кулаки и повезут всех в Сибирь. А как выпил хлебного самогона, то расчувствовался и посоветовал стать активистом, иначе, мол, спасения не будет. Отец послушался, начал агитировать за колхозы. Может, делал вид, что лояльный. Но как пришли немцы, то ему эта агитация вышла боком — кто-то донес. Хорошо, что мать осталась. Как она сумела через всю войну нас вырастить, не могу представить».

Годы после освобождения для Яна Гриба также были горестными. Ян приписал себе два года и поехал в Челябинск, куда уже перебралась его сестра. Там парень из Беларуси сначала больше года работал конюхом в колхозе, а потом пошел на Челябинский тракторный завод.

После Челябинска мечта о полетах в небе занесла Яна в Благовещенск, где стоял учебно-тренировочный авиационный полк. Научился неплохо летать, освоил Як-12 и Як-13, начал обучение на МиГ-17. Но вскоре в полк приехала комиссия, которую по показателям здоровья Гриб не прошел — у него развилась болезнь суставов ног, от которой страдает до сих пор. Из Благовещенска Ян Гриб вынужден был вернуться в Челябинск, на тот же ЧТЗ, но навсегда там не остался.

«Как сломалась моя мечта о небе, то что-то и внутри меня сломалось», — признается Ян Гриб. Говорит, посмотрел на грязные дома и дымные цеха Челябинска и спросил себя, что он здесь делает, решил возвращаться домой, в Беларусь.

Приехал на родину в 1960-м и поступил на учебу в БГУ на физический факультет. В тот же год в его жизни произошла вторая кардинальная смена, которой также не предвидел: «Началось с природы. Приезжаю в Беларусь и впервые за столько лет вижу, как летит аист. Красиво, медленно! У меня сердце чуть не остановилось. Там же, за Уралом, одни вороны, а тут такая гордая птица! Но скоро постигло и разочарование: всего пять лет отсутствовал, а будто в другую страну вернулся».

Ян Гриб вспоминает, как болезненно воспринял, что в Минске с ним никто не заговорил по-белорусски. Он в Челябинске так мечтал говорить на родине на родном языке, а здесь — никто! Говорит, что специально заходил в магазин и спрашивал по-белорусски, а ему продавщица отвечала по-русски с белорусским произношением, причем по лицу было видно, что она гордится собой. Мол, вот какая я сейчас городская!

«Даже на рынке тетя, которая продает сало, вместо «калi ласка» отвечала «пожалуйста». Все старались говорить по-городскому, а на меня смотрели, как на необразованного колхозника. Так меня это возмутило, что если вначале я говорил по-белорусски от случая к случаю, то вскоре полностью перешел на него», — говорит Ян Янович.

Так с начала 60-х годов прошлого века Гриб говорит только по-белорусски. И когда учился в университете, и потом, когда работал на «Интеграле» мастером, и в колледже, где по-белорусски читал лекции по физике. Понятно, что и в 90-е годы, когда занялся бизнесом, все переговоры и делопроизводство вел также только на белорусском.

«Мои дети все по-белорусски говорят, внучка перевела на белорусский язык всю группу, жена Лариса, с которой развелся, но и она продолжает говорить по-белорусски. Разве это не личная победа?» — улыбается Гриб.

В 2005 году Ян Янович издал книжку стихов «На сваёй зямлі». Потом напечатал еще немало поэтических произведений. Но уже года три ничего не пишет.

«Стихи не пишу, может, потому, что нет настроения. Трудно переживать то, что происходит вокруг», — говорит Ян Гриб и объясняет, почему его охватывает разочарование. Не из-за тяжести лет, не от болезни ног, а потому что через столько лет независимости все еще приходится за независимость бороться. Что, как и 60 лет назад, белорусского языка на улицах Минска почти не слышно.

Олег Груздилович, Радыё Свабода