Последняя весна Светланы Наумовой

Кто знал Светлану Андреевну в 55-й год ее жизни, упорно не верили в худшее для этой удивительно обаятельной женщины, чей облик определяли прежде всего умные, добрые глаза и теплый, но разом с тем твердый голос… Почти никто из нас не испытывал фатальной тревоги… Видимо потому, что свыклись: очередные акцию, совещание, интервью, поездку, мозговой штурм на это вот время назначать нельзя — у Светланы Андреевны как раз диализ, ей надо быть дома. Каждый день… А под конец зимы, март 2011-го и вовсе по два раза ежесуточно… Но не верили, что болезнь победит и все тут!

Коллективное сумасшествие? Затмение? Не знаю… Возможно. Но привыкли даже к тому, что если ее нет в аскетичной квартире, то Светлана Андреевна в серой больничной палате — пять раз за год… И тянулись туда. Без страха за нее! Человек за человеком. С кульками фруктов и стопками свежей прессы, книжками.

«Из игры» она выпадала буквально на часы — это вовсе не гипербола: человек феноменальной работоспособности. Переубедить Наумову в том, что «так ну никак нельзя», было ну опять же никак не возможно: «Ребята, если начну просто лежать, то окажусь «там» — хотите этого? А как с работой без меня справитесь? Ее много! А на дворе солнышко, а вы ленитесь… В общем, мальчики и девочки, приезжайте, потолкуем и — за дело!»

И всякий раз попадала в нефрологию при обстоятельствах, которые врачи аттестовали «несовместимыми с жизнью»: можно ли, например, в нешуточные 54 шутить с давлением 36 на 78? А СветАндреевна при этом находила в себе силы жить по полной. Забывать о тяжком недуге. Шутить. Креативить. Просматривать кипы аналитических материалов. Писать. Руководить реальным каторжным делом. Не в интернете — бурлящем штабе Некляева. Где миллион вопросов в пять минут, и кому-то все это надо разгребать.

Помню ее рассказ: сразу после новогодних праздников в очередной раз оказалась в шестиместной палате. Оттуда под тихое негодование кроватных соседок выводили в пустой кабинетик и допрашивали, допрашивали о событиях Площади. Под впечатлением нефрологического антуража следователь как-то «возмутился»: «И зачем вам все это, ради чего? К чему? Кстати, «товарищи» из «ГП» разве не могли обеспечить достойное лечение?»

Она ответила просто: «Тут все упирается в мой выбор…»

Действительно, жесткая необходимость в регулярном диализе возникла у Наумовой как раз тогда, когда появилась идея создания «Говори правду». Участие в кампании, в которую Светлана Андреевна ушла без остатка, стало для нее и стимулом к жизни, и образом жизни.

Она прекрасно справлялась и со своими руководящими функциями. Заслуживал кто-то — говорила: «Медаль тебе, умница, молодчинка!» И человек реально чувствовал себя награжденным геройской звездочкой… А завалил дело, подтупливал в нем — в лицо жесткая правда. За неимением времени и кабинетов — при всех. Без истеричных либо грубоватых ноток, но так твердо, что лучше бы нахамила… Только она до такого никогда не опускалась.

Точно так несовместимо с Наумовой было и лицемерие.

Глупость прощала, подлость — нет.

Вроде бы нелогично, но именно она в свои якобы консервативные «пятьдесят с хвостиком» стала куратором молодежного, самого остроумного по предложенным и реализованным идеям крыла кампании.

Ну и просто незаменимой была Светлана Андреевна как руководитель аналитического направления.

А с 20 декабря по 10 января 2011-го — в самое мрачное, беспросветное время — единолично взяла на себя бремя руководства ГП. И собрала всех уцелевших в арестную волну лидеров других партий и движений.

Причем тогда Наумова уже не могла обходиться без инвалидной коляски…

К ней домой шли не только потому, что Светлане Андреевне уже не удавалось самостоятельно выходить из квартиры. Важнее другое, подсознательное: там, за ее скромным журнальным столиком, среди книжных шкафов, и без того открытое, душевное общение и вовсе становилось комфортно-раскрепощенным, стирались остатки еле уловимой субординации.

И говорили тогда не только «за политику».

Ясное дело — перво-наперво о литературе. Пожалуй, больше за Светлану Андреевну в новинках ориентировались лишь Александр Федута да Владимир Некляев. Она же в последнее время ради разрядки «подсела» на Улицкую.

Отлично разбиралась в живописи, музыке. Ценила Прокофьева, но не ханжествовала — услышав, что приезжает охальник Шнур, вздохнула: «Эх, если бы не коляска, то…»

И «ушла» в ю-тюб: снова просматривать любимый мультик, Cimon’s cat.

Ну, этот выбор понятен: всеобщей любимицей стала ее домашняя кошка, черно-белая драчунья МарьИванна…

…В предпоследнюю свою больницу только легла на кровать у окошка, как соседка с вопросом: «А вы за кого голосовали: за Лукашенко или Некляева?» — «Почему только за этих двоих?» — «Так они самые сильные…»

В том, что и Владимир Некляев стал сильным кандидатом — ее бесспорная заслуга.

Символическим признанием этого — эпизод: коллеги предложили отметить годовщину «ГП» именно в день ее рождения (29 февраля…), в ее же квартире. Она согласилась мгновенно.

И была счастлива в весенних первомартовских цветах, которые несли и несли те, с кем Светлана Андреевна провела свой последний год жизни. Мы тоже веселились и не знали: начиналась ее последняя весна…

…10 лет — кометой!

Снова календарь стер день ее рождения — 29 февраля, но опять секунда за секундой притикала дата ухода Светланы Андреевны Наумовой — на календаре очередное 10 марта, жизнь не останавливается.

Когда человек понимает: он на краю бытия, на пороге неизведанности, то хочет сказать и сделать нечто очень важное для себя и родных, близких. Наумова знала: лимит ее весенних дней заканчивается, и пошла на те сумасшедшие выборы, чтобы щедро — до донышка, поделиться усвоенным, продуманным, наработанным; чтобы если и не выиграть, то победить.

Она сеяла веру и ею сплачивала таких разнородных в крепкую команду. Она одаривала нас надеждой в самые тяжкие дни, когда разуверивались молодые и здоровые, но СА оставалась кремнем и маяком. Она знала, что молодые полюбят вольницу, вкусят свободы и раньше либо позже, но обязательно добьются ее, победят… И это вовсе не высокопарно. Это реальность, которую она утвердила тем последним, ярчайшим годом своей короткой жизни.

…Вы бесконечно дороги, Светлана Андреевна, всей тогдашней вашей/нашей команде…

Но у меня особая история: опять же 10 марта, через семь лет после той незабываемой трагедии, ушла и моя мама…

Так что сколько этих весенних, десятимартовских дней еще доведется встретить, уж кто-кто, но я обязательно буду вспоминать и вас — одну из самых дорогих женщин в своей жизни…

Александр Улитенок