TOP

А ЦИРК ЕЩЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ…

Я вот тоже отвык краснеть, когда попадаю в магазин, а денег не хватает. А почему я должен краснеть? Работаю и хочу работать, чего тут стыдного? Пусть вожди краснеют. Если, конечно, еще способны…

Я не большой знаток интернета и писать о нем не собираюсь. Как журналисту мне гораздо интересней последствия, к которым приведет (и уже привел) этот самый интернет. Сами люди за последние пару тысяч лет изменились мало, разве что стали на порядок информированнее. И все. Ну, дали им эту игрушку, интернет, они что, поголовно стали Иисусами Христами? Заповеди начали исполнять буквально? Что-то незаметно. Зато им теперь гораздо проще противостоять железобетонной гидре под названием власть, государство.

Известного ведущего радио «Эхо Москвы» Матвея Ганапольского спросили: почему создается впечатление, что в России закручивают гайки? «Все просто, — отвечал он. — Критерии изменились. На фоне совершенно свободных социальных сетей то, что происходит в традиционных СМИ, считается анахронизмом, чем-то невозможным». Ну да, посидите пару суток в сетях — можете стать кем угодно, от либерального демократа до неонациста. После этого откройте «Советскую Белоруссию», узнайте, как именно обосновывает Лукашенко запрет увольняться работникам деревообрабатывающих предприятий. Нокаутирующий удар, средние века…

Быстренько моделирую ситуацию: мне 20 лет, после интернета я прочитал все эти президентские обоснования, что, буря восторга колыхнулась в моей душе? Как раз наоборот. Ведь интернет — это тот же самый запретный плод. То, что мне, молодому и сопливому, и нужно. Я — демократ! Все знайте! Даже подписаться могу. Правда, только ником…

* * *

Возле остановки тетка сдирает с афишной тумбы старый плакат. Потом клеит новый. «Пушкин. Сергей Безруков», бросается в глаза жирно напечатанный текст. Популярный актер приезжает на новогодний «чес». Ну, замечательно, хотя Безруков меня мало интересует. Тетка интересней, честно говоря. С теткой поговорить можно. Тут же придумываю историю, вполне правдоподобную.

— Извиняюсь, спросить можно? Как у вас с работой, возьмут? Понимаете, у меня знакомая в школе работала, а ее сократили, в начальных классах учить некого. Готова на любую работу идти… Так как?

— Ну-у, — тетка снизу меня некоторое время изучает. — Шчас вакансий нету. Летом были. Может, кто уволится. Шчас зима. С дач поприезжали.

— А зарплата как? На хлеб с колбасой хватает?

— Хватает, — тетка говорит медленно, тягуче. — Три с половиной. Да пенсия. Хватает. Надо было раньше приходить.

— Сколько?! Три с половиной миллиона?

— Ну. Целый день крутиться надо. Может, кто уйдет. Или заболеет.

Стою, слегка оглушенный, размышляю. Тетка мне, конечно, незнакома, но сколько таких знакомых есть? Школа, институт, чистая работа, почет и уважение, а в конце — грязная афишная тумба и плакат о гастролях Безрукова. В роли Пушкина.

М-да, угораздило же нас дожить до смены вех, до перелома эпох. В один момент мы стали «бывшими». Внешне все повторяется. Замените 2012-й на 1912-й, слишком много аналогий получается. Или вспомните булгаковский «Бег», там тоже все «бывшие» во главе с генералом Хлудовым. Одно различие: все они бежали за границу, где медом для них ничего намазано не было. Ни родины, ни хлеба. У нас хоть хлеб есть, хотя мы такие же эмигранты, вот только у себя дома, а не за границей.

* * *

Стремительно все теперь меняется. Восточные соседи громко заговорили о гражданском обществе. Путин тут же отреагировал «духовными скрепами», которыми нужно крепиться в одно целое. В общем, правильно. А вот что такое гражданское общество, мало кто понимает. Я тоже не очень понимал. Как всегда, помог случай. Стоял как-то в очереди, а девица передо мной что-то долго и нудно выбирала. Не вытерпел и сдержанно предложил поторопиться. В ответ услышал:

— Мужчина, я такой же человек, как и вы. Имею право выбрать то, что мне нужно. Или я плачу вашими деньгами?

Спокойно сказала, без обычного визга и аффектации, с достоинством. Заранее настроенный на визг, я сначала растерялся, потом… рассмеялся и извинился. А ведь она права, думаю, ничем я ее не лучше и не хуже. Она потребитель, и я такой же потребитель. Так что, гражданское общество — это когда у вас просыпается чувство собственного достоинства. Всего лишь. Вы вдруг вспоминаете, что ничто человеческое вам не чуждо, потому что вы и есть человек. Например, на вас нельзя кричать, бить, унижать, воровать, врать в глаза и так далее.

Но ведь до этого можно было, да? И мы особо не возмущались. Потому что нам платили зарплату и давали путевки на курорты, квартиры бесплатно давали, ставили в очередь на машину или телевизор, на торжественном собрании вручали почетную грамоту. Теперь даже грамоту можно купить, прямо в киоске. Но они спросом уже не пользуются. Спрос, устойчивый и все возрастающий, есть только на деньги, которых власти катастрофически не хватает.

Зато очень вовремя появился «акт Магнитского», как лишний повод опять наехать на Америку и поговорить о белорусских свободах. Чем Лукашенко, прекрасно зная о праведном гневе российских думцев, и воспользовался. А что он сделал для белорусских свобод? Да вот, что-то очень похожее на крепостное право ввел декретом. Еще не для всех, правда. Надо думать, это только разминка, не так ли?

* * *

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Все было в точности по Блоку. Только еще очередь была, тихая, интеллигентная, малость пришибленная. Мужчина передо мной покупает какие-то лекарства. Провизор приносит ему желаемое.

— А вот такие таблетки, только импортные, есть у вас?

Парень молча идет за импортом.

— Купляйце, — говорю, — беларускае.

Ожидал, что мужчина меня поддержит, оценит комичность ситуации. Вышло все наоборот.

— Нет уж, спасибо! Бывает, за белорусские лекарства платишь столько же, а эффекта никакого. Выходит, деньги выбросил, а зачем?

Виновато молчу, не комментирую. Наконец парень-провизор приносит таблетки. Начинает выстукивать цену. Некоторое время мужчина тяжело молчит. Дальше:

— Сколько-сколько?! 161 тысяча?! Да это ж в три раза дороже белорусских! Не-е, давайте наши обратно! Что делается, что делается…

Мужчина почему-то густо краснеет. Понимаю. Ему стыдно, что оказался неплатежеспособным. Судя по всему, интеллигент. Пролетарий обычно не стыдится. Я вот тоже отвык краснеть, когда попадаю в магазин, а денег не хватает. А почему я должен краснеть? Работаю и хочу работать, чего тут стыдного? Пусть вожди краснеют. Если, конечно, еще способны краснеть…

* * *

Подхожу к подъезду, а в нем дверь нараспашку. На крыльце стоит великое множество пакетов с одеждой, посудой, обувью. Опять кто-то переезжает. Кажется, уже пятая или шестая семья за короткое время. Жизнь идет. Но почему именно пакеты?

— А машина дорого, — охотно объясняет тетка, стерегущая добро, — водитель таку-у-ю цену заломил… Снег, говорит, не проехать… Ну, мы в пакеты все и распихали.

— А мебель как же?

— А не знаю, не знаю…

Потом выясняется, что у этой семьи была трехкомнатная квартира. Четыре человека, две зарплаты и одна пенсия на всех, а жизнь все дороже и дороже, коммуналка растет. В результате квартиру продали. Купили двухкомнатную. Что ж, все проблемы решили?

— Да где там… Сейчас, видно, начнется цирк…

Если быть точным, цирк начался лет двадцать еще назад. И все еще продолжается. 

Присоединяйтесь к нам в Фэйсбуке, Telegram или Одноклассниках, чтобы быть в курсе важнейших событий страны или обсудить тему, которая вас взволновала.