СЕРЖАНТ И КОНСТИТУЦИЯ

Даже не знаю точно, крестили меня в детстве или нет. Спросить уже не у кого. По свидетельству покойной матери — да, крестили. Но тайно. Отец был коммунистом, состоял в кадровой номенклатуре райкома. До сих пор не разбираюсь в кадровой политике КПСС, да это уже и не важно. Ни отца, ни райкома давно уже нет. Одно меня радует искренне: отец пережил свои райкомы-обкомы на 14 лет. КПСС пропала, а жизнь просто продолжилась. Как и положено.

***

Занятый мыслями об отце и хитросплетениями истории, иду туда, куда идут все остальные — в универсам. Становлюсь свидетелем жаркого спора прямо у входа. Стоит морозец, падает снег, а тут кипят страсти, да какие. Спорят двое, оба в униформе ЖРЭО Московского района столицы, оба — далеко не мальчики. Все понятно: пенсионеры, вынужденно пошедшие в дворники, чтобы свести концы с концами. Спор показался мне интересным. В некотором смысле он отражал веяния времени.

— Вот ты мне скажи, — напирал один мужик на другого, — когда последний раз жене зарплату отдавал? А?

— Да не помню я, — скорбно отвечал оппонент. — Че ты пристал? У меня пенсия и зарплата вместе почти что четыре миллиона. Что, я не могу пропить что-то одно? Чего ты вообще выступаешь?

— Я жене и пенсию и зарплату отдаю, вот так вот! Зато имею за это: котлеты через день, суп с мясом и все такое, рыбку там, грибки, а каждое воскресенье на столе бутылка водки! — все это было сказано на одном дыхании, так убедительно и жизнеутверждающе, что ответные слова оппонента, честно говоря, не вызвали у меня чувства убеждения.

— Че ты лезешь? Тихо, тихо! Ну пропью получку дня за три, ну и что? Потом, блин, перловку жру… У тебя вон на «Приму» стреляю… Ничего, потерпеть можно. Зато жену не бью, милиция к нам не ходит… За квартиру платим, не одолжаемся… Чего ты попер на меня?!

Действительно, что он такого преступного делает? Пьет? Как выразился один страждущий, у нас только телеграфный столб не пьет. И где-то он прав. Зато этот пенсионер-дворник вредных мыслей не имеет, возможно, вообще никаких мыслей не имеет. На всякие митинги и демонстрации он не ходит, «пятую колону» не любит и боится, шибко они умные там. Ну выпьет, ну закусит. Чем он так уж плох? Для кого он плох? От алкоголизма можно вылечиться. А можно и нет. Все зависит от твоего личного желания. Ну нет пока у человека такого желания, надо подождать, созреет и дозреет. И упадет в подставленные благодарные руки несчастной жены.

Надо думать, что это и есть народ. Точнее, его основная масса, наиболее податливая и слишком доверчивая. Один отдает жене все заработанное и получает законную бутылку водки раз в неделю. Другой предпочитает все пропивать лично, а потом давиться перловкой и невообразимой «Примой». Кто из них алкоголик: тот, который выпивает бутылку водки, но один раз в неделю, или тот, кто просаживает все в короткое время, а потом постится?

* * *

В троллейбусе моим соседом оказался плотный низенький мужчина. Такой крепкий боровичок, но еще не старичок. Очень даже средний представитель титульной нации. Среднее среднего.

Тут поблизости возник небольшой скандальчик типа «вас тут не стояло». Для белорусского общественного транспорта такая ситуация нехарактерна. Утром на работу народ едет молча и угрюмо. Вечером домой возвращаются тоже молча, но устало. Скандалы в транспорте такая большая редкость, что их запоминаешь. Этот скандальчик помог мне запомнить также мой сосед-боровичок. Ему не понравился весь непонятный сыр-бор, он его прокомментировал так:

— От, козлы. Так могут и тормознуть. А скоро передача начинается. Я смотрю. Это которые говорят и показывают. Козлы…

— Извините, не понял? Какая передача?

— Да, это, Закосинский, что ли. Или Закосухин.

С трудом, но до меня начало доходить. Каждый будний день по НТВ крутят передачу «Говорим и показываем», которую ведет Леонид Закошанский. Передача как передача, ничего интересного. Оказывается, народ любит и смотрит. Сюжет передачи гениально прост: журналисты находят какую-то скандальную историю, сводят обе противоборствующие стороны в одной студии, старательно их стравливают и предлагают, затаив дыхание, следить во все дырки за дальнейшим развитием скандала. Одним словом, лапша на распахнутые уши. И что тут такого нашел мой сосед?

Да ничего особенного. Мужчине и другим элементарно не хватает в жизни экстрима, адреналина. Передача все это предлагает. Чтобы поддержать разговор, интересуюсь:

— И что вам понравилось?

— Да от. Мужик налево ходил. Жинка его и заказала. Ни хрена не вышло у ей. Мент оказался. Под килера косил, сука. Повязали.

— И что потом?

— А десятку вмазали. Так ей, падле, и надо.

Лицо непроницаемое, ни один мускул не дрогнул. Мне бы такую железную выдержку. Завидую, что ТВ ориентировано в первую очередь на него, ему оно «говорит и показывает». Хотелось бы еще раз пересмотреть «Мастера и Маргариту» или «Достоевского». Но клиент не желает про Достоевского, ему чего попроще. Хотя, если честно, завидовать нечему. Надо просто жалеть и стараться понимать… Наверное, я и правда гнилой интеллигент…

* * *

Стою на остановке и привычно лезу в карман за сигаретой. Но народу много, как всегда, женщин больше. На мгновение рука останавливается: ну его, нельзя же. Подходит мужчина моих лет, совершенно спокойно закуривает. Расслабляюсь. И тоже, естественно, закуриваю. Потом все же спрашиваю:

— Не боитесь? Вроде нельзя?

— Ты что, мужик, охренел? Ложил я на их запреты. Где хочу, там и курю. В Конституции не запрещено.

Очень убедительно. Особенно про конституцию. Поэтому продолжаю курить, все же слегка отойдя от женщин. Конституция — это, безусловно, хорошо, без нее никак. С другой стороны, кто на нее сейчас смотрит? Если хотите, мы страна инструкций. Они должны быть по сути дела повседневными, краткими и запоминающимися. Вышестоящие товарищи пишут инструкции для товарищей нижестоящих, те транслируют руководящие указания еще пониже. В результате все органы, в том числе и правопорядка, очень точно знают, кого сегодня нужно хватать и сажать. Зачем нам Конституция? Нам важнее ежедневная инструкция.

Кстати, Конституцию у нас уже переделывали. Если надо, еще раз переделают. Тогда, если кто помнит, все получилось достаточно легко. Народ, как всегда, в основном промолчал. Промолчит и еще раз. Конечно, в Конституции про курение вообще ничего не сказано, как и про пьянство. Курить — это твое конституционное право. Типа, свобода. Про свободу там сказано. Ее-то, конечно, как не было, так и нет. Зато в Конституции сказано.

А мы курить, кажется, все равно не бросим. Разве только после свидетельства о смерти. Свидетельства о вашей смерти, выданного вашим ближайшим родственникам…

А мужчина, спросивший меня, «не охренел ли я», уже достает новую сигарету. Не спеша, с видимым удовольствием закуривает. Тут возникает нештатная ситуация — к остановке приближается сержант милиции. С мужчиной происходит следующая трансформация. Сначала он быстро-быстро прячет сигарету в кулак, курит чисто по-детски, короткими торопливыми затяжками. Между тем сержант приближается. И мужчина, почему-то оглянувшись на меня, бросает окурок. В урну, как ни странно.

Вот оно, противопоставление грандиозного масштаба: Конституция и обыкновенный сержант милиции. Сержант побеждает с явным преимуществом…