«АРТИСТ» ОЛЕГ ВОЛЧЕК

— 28 мая исполнилось 15 лет организации «Правовая помощь населению». Почему был выбран этот день — праздник пограничников?

— Это не случайно. Пограничники- «афганцы» доминировали среди учредителей. Поначалу мы хотели сделать акцент на правовой помощи ветеранам всех войн, а потом решили расширить услуги для всех категорий населения. Кроме этого, хотелось делом показать, что «афганцы» помогают не только своим…

Мы не ставили каких-нибудь политических целей и не думали о некой оппозиционности. Наоборот, хотели занять нишу взаимодействия с государством. В плане юридического просвещения людей, конечно.

К нам довольно долго «присматривались». Все документы были поданы в Министерство юстиции сразу же после учредительного съезда, но официальная регистрация произошла только 10 сентября.

В течение двух первых месяцев по всей стране начали работать наши офисы. В том числе и в администрации Фрунзенского района, и лично я не вижу здесь ничего экстраординарного. Так и должно быть в нормальном обществе — государству не нужно тратить ресурсы на оказание адвокатских услуг людям, которые получают их абсолютно бесплатно. И уже подготовленные в правовом плане граждане обращаются в исполкомы для решения, например, жилищных вопросов.

Тут логичен вопрос — а на какие средства будем существовать мы? Именно для этого сразу же после регистрации обратились в Минюст с просьбой выдать лицензию на оказание на платной основе юридических услуг. Министерство с удовольствием пошло нам навстречу, а тогдашний заместитель министра Виктор Голованов говорил, что такие организации «нужно поощрять».

Так продлилось до декабря 1998 года, когда покойный сейчас Георгий Станиславович Таразевич предложил мне войти в состав альтернативного Центризбиркома, который создавал Виктор Гончар.

Я долго сомневался, но после ряда встреч дал согласие.

И началось…

«Правовую помощь населению» очень быстро попросили покинуть здание Фрунзенского исполкома. Начались проблемы с лицензией. Ее то забирали, то возвращали.

— Не жалеете, что ушли в политику? Находились бы до сих пор в исполкоме…

— Во всяком случае, открыть свои офисы в каждом районе Минска мы точно планировали. Возможно, идея получила бы и государственное финансирование…

Безусловно, так было бы безопасней и надежней. Особенно для моей семьи, ибо именно после того, как я «ушел в политику», мой первый брак распался.

Много раз задавался вопросом насчет правильности того поступка, и каждый раз приходил к одному и тому же выводу, что иначе просто не мог. Не умею я быть равнодушным к любой несправедливости. Особенно к той, которая делается осознанно, на государственном уровне.

Так, на мой взгляд, должен поступать каждый, кто называет себя правозащитником.

К слову, наше появление было непонятным для большей части белорусского общества. Прежде всего потому, что за помощь не надо было платить. Людям это было непривычно, настораживало. Приходилось объяснять, что так поступают во всем мире. Только там об этом заботится государство, и все делается на официальном уровне.

У нас ситуация диаметрально противоположная. Как только я занялся политикой, сразу же пошли «наезды». В 1999 году меня дважды привлекали к административной ответственности и избили прямо в милицейском отделении.

Преодолеть проблемы помогла команда. И осознание того, что мы пошли против течения не ради каких-то благ или денег, а во имя высоких идеалов. Не сочтите за пафос, но мне всегда нравились моральность и нравственность нашей команды. Никто никогда не делал каких-либо упреков за «политический» выбор. Даже после исчезновения Гончара и Захаренко и моей работы по расследованию этих преступлений, когда возникли проблемы не только с моей личной безопасностью, но и безопасностью других активистов «Правовой помощи населению».

9 сентября 2003 года официальной регистрации мы лишились. Белорусской. Уточняю этот момент по той причине, что еще через шесть лет, 9 сентября 2009 года, зарегистрировались в Украине. Там это сделать проще.

— Часто бывает так, что с уходом в оппозицию существенно изменяется круг общения. У вас это произошло?

— К сожалению…

Некоторые сразу же перестали здороваться. Некоторые просили не звонить, не заходить. На первых порах я чувствовал себя почти как прокаженный, хотя понимал, что причина исключительно в инакомыслии.

Благо такими были не все. Мои бывшие коллеги по прокуратуре не прекратили общения и даже сами звонили, понимая при этом, что я на «на прослушке». Позднее они подтверждали, что приходили «люди в штатском» и очень интересовались содержанием наших контактов.

Понимая, что постоянно нахожусь «под колпаком», я никогда не боялся и не скрывался, ибо не делал ничего противозаконного.

Любопытная деталь. На словах меня поддерживали многие, но стоило обратиться за помощью в сложных ситуациях, как «поддержка» мгновенно исчезала. Особенно, когда нужно было одолжить деньги.

— Если верить белорусскому телевидению, наша оппозиция на западные гранты живет, как говорится, припеваючи?

— Лухта это все. Я, например, пользуюсь сейчас общественным транспортом, свою вольво V 40 (1998 г.) продал несколько лет назад. Не хватает денег.

К слову, насчет конкретной помощи. Как правило, она приходила от простых людей. От тех, кому мы конкретно помогли. Они готовы были отдать нашей организации последнюю копейку. Часто работали волонтерами, на одном энтузиазме. Распространяли наши бюллетени, например.

Мне очень нравятся простые селянские люди. У них душа гораздо искренней и проще, чем у городских. Можно сказать, что в регионах я буквально подпитываюсь положительной энергетикой.

— А что было самым трудным за эти 15 лет?

— Взаимоотношения в семье. Первый брак у меня был неудачным. Мы развелись именно из-за политики. Из КГБ бывшую жену достали звонками и просьбами «повоздействовать» на меня, чтобы прекратил заниматься политикой, успокоился или съехал куда-нибудь за рубеж. Им очень хотелось, чтобы я занимался исключительно правовой помощью ветеранам или пенсионерам. Даже готовы были помощь оказать…

В начале 2000 года жена не выдержала, собрала вещи и ушла.

В это же время «неизвестные» обокрали наш офис. Подчистую унесли не только всю компьютерную базу, но и личные архивы. Даже вырезки из газет.

От полного разочарования спасли друзья и православная церковь Марии Магдалены. Ходил на все службы, истово молился. За месяц «депресняк» прошел.

Второй раз женился в 2002 году. Сказал жене, что занимаюсь отстаиванием прав простых людей. Не соврал, но только через пять лет она поняла содержание и направленность этой работы.

У нее день рождения — 25 декабря.

25 декабря 2010 года (через несколько дней после президентских выборов) на квартиру к теще, где мы жили, пока строили свою, пришли с обыском из КГБ. Не думаю, что дата была выбрана случайно…

Мой тесть и дед жены с ее лежачей бабушкой их не смутили. Перевернули все вверх дном. У жены случилась истерика.

А я в то время был на съемках. Пришлось объяснять съемочной бригаде, что у нас сегодня такие времена. Они были в шоке.

Тогда все ограничилось еще одним обыском в офисе и допросом в КГБ.

Наверное, последние два с половиной года были самыми трудными в нашем супружестве.

Решили, что маразм в нашей стране когда-нибудь кончится. Нужно его перетерпеть вместе.

Дважды загремел на «сутки». Один раз, скорее всего, меня таким способом банально не пустили на важные заграничные семинары. Другой — после комментария «Хартии» насчет приговора Коновалову и Ковалеву. Тогда мне дали за традиционную для оппозиции «матерщину» 9 суток ареста.

— Как вы думаете, судьи понимают, что происходит?

— Такое впечатление, что они зомбированы. Они в нас видят проблему государства. Но это молодые…

Ни один из так называемых политических процессов не вели судебные начальники. Я имею в виду председателей районных судов, их заместителей. Эти люди прекрасно понимают, что происходит, и предпочитают не светиться.

— Слышал, что в спецслужбах вы проходите под кодовым названием «Артист». Зачем вам съемки в кино?

— Еще в юные годы чувствовал в себе сильную тягу к творчеству. Особенно это проявилось во время армейской службы. Первым в нашей части научился брейк-дансу. На юрфаке был одним из завсегдатаев театрального кружка. Теперь вот снимаюсь в кино. Это мое хобби.

На съемках я расслабляюсь, отдыхаю, изучаю людей. Там встречаются совершенно разные люди. Не сочтите бахвальством, но я не хуже любого социолога знаю, чего они хотят и кого видят своим лидером.

К слову, за съемки платят совсем небольшие деньги. Я не «звезда», которой платят баснословные гонорары. Все гораздо скромнее — либо массовка, либо эпизоды. Как говорится, актер второго плана.

Фактически это вторая профессия. Кстати, про нее пишу сейчас книжку.

Жена, Людмила, моего увлечения не понимает, а дочь, Алина, вместе со мной снималась в нескольких фильмах. Как и моя мать, Ядвига Антоновна Засулевич, и отчим, Александр Александрович Засулевич.

По натуре я живой, энергичный. Артистизм пригодился мне и во время работы в прокуратуре, и в часы депутатства в Мингорсовете, и в правозащитной деятельности. Пригодится он и тогда, когда нужно будет полностью реформировать отечественную юстицию.

Александр ТОМКОВИЧ