Военная молодость и казенная старость. Как живут ветераны в доме престарелых
Их работа теперь — самостоятельно прийти в столовую или на концерт. А подвиг — выйти на прогулку и накрутить на ней лишний круг. Они «еще в строю». Но в глазах этих дедушек и бабушек читается: такого жизненного финала они не пожелали бы никому.
В Витебском доме-интернате для престарелых и инвалидов сейчас проживает около 50 таких стариков. Среди них 12 участников и 8 инвалидов Великой Отечественной войны, 12 бывших узников фашистских лагерей. 11 человек награждены орденами и медалями за труд во время военного лихолетья.
Заведующая отделением социальной помощи и самостоятельного проживания дома-интерната Анжелика Пивоварова показала нам, в каких условиях живут ветераны, и познакомила с некоторыми из своих подопечных. С теми, кто, как она выражается, «еще в строю». Одним словом, нас пустили к «показательным» старикам. Но есть и «тяжелая» категория: лежачие, слабоумные, слишком нервные, те, кто ходит под себя… Однако персонал неизменно уважителен и терпелив ко всем.
Попадают сюда только по добровольному согласию. Пожилой человек сам принимает это решение — уйти в дом престарелых.
Сотрудница дома-интерната не осуждает детей и внуков своих подопечных: «У большинства есть родственники. Но престарелые члены семьи нуждаются в особом уходе, особой медицинской и психологической помощи. Не все дети или внуки могут ее оказать. Многие работают, а пожилой больной человек целый день сидит дома один. Есть случаи, когда дети живут далеко. Семью, конечно, ничто не заменит. Теоретически дома лучше, но по факту таким старикам лучше и безопаснее у нас. Здесь никто не будет лежать недосмотренным: и утку тут же санитарка поднесет, и прачка рядом…»
Самому старшему подопечному 96 лет. А в среднем этим людям по 85. Но жизнь есть жизнь. В доме престарелых и романтические истории случаются. Одна бабушка ходила в старых спортивных брюках, совсем махнула на себя рукой. А потом в интернате появился новенький — очень бравый на вид дедушка. И женщина на глазах расцвела. Блеск в глазах, красивые платья, брошки, платочки, выход на прогулки! Объект ее внимания, кажется, отвечает ей взаимностью…
Все бабушки и дедушки, с которыми мы беседовали, избегали слова «интернат». Однако и домом свое местожительство тоже не называли. Чаще всего говорили уклончиво: «здесь»…
История первая. Евгения Павлова, дитя войны
Евгения Константиновна родилась под Новый год, 31 декабря 1929 года. Когда началась война, ей было 11. А сегодня — 84. Двадцать из них она живет в доме-интернате.
— Эта война никогда от нас не уйдет, она всегда будет с нами, — женщина не разрешает нам помочь ей подняться с кровати, с достоинством делает это сама. Потом надевает яркий халат и поправляет прическу, чтобы получиться красивой на фото.
…Война застала Женю в военном городке под Лепелем, где служил ее отец.
«Скоро я потеряла родителей, брата и сестру, не знала, где они находятся, живы ли. Вместе с другими беженцами добралась до Гомеля, где родилась. Но никого из родных там не нашла. И все время, пока Гомель был оккупирован, жила по разным людям, помогала им по хозяйству. Потом пришли наши солдаты… А в 1947 году меня нашел отец».
После войны Евгения Константиновна выучилась на культпросветработника, работала заведующей Домом культуры и мастером на заводе. Вышла замуж за моряка. Родила двух сыновей. Еще одного усыновила.
«Приемный сын, Валерочка, уже умер, — плачет женщина. — Такой хороший был, навещал меня всегда. А другие живут далеко. Один — в Сахалинской области, второй — в Краснодаре. Но говорят, что хотят меня отсюда забрать, увезти к себе. Дом-то есть дом…»
История вторая. Татьяна Козлова, узница концлагеря
Аккуратная, вся как колосок, бабушка медленно бредет по коридору. Опирается на палочку и улыбается. Рассказывает, что живет тут четыре года, а сейчас вот пришла на свою любимую процедуру — ароматерапию.
Татьяна Даниловна садится в светлое мягкое кресло в уютном кабинете. И вдруг ее улыбка пропадает. А я уже проклинаю себя, что напомнила ей про Дахау. В один из самых ужасных фашистских лагерей, где над заключенными проводили медицинские эксперименты, она попала девчушкой.
— Из нашей деревни немцы угнали тех, кто родился в 1926—1927 годах. Привезли, помню, в Минск… Потом долго ехали. А выгрузили нас в Дахау. И сразу же много кого пожгли. Стареньких людей. А нас, молоденьких, отправили работать на авиазавод. Там я и работала, пока нас не освободили американцы, негры. Больно мне об этом вспоминать…
Но не легче женщине говорить и про свое сегодня: «Детей у меня нет. Есть племянница. Она поменяла мою однокомнатную квартиру и купила трехкомнатную. Там мы с ней и жили. Так прошло 12 лет. А потом… Я решила, что будет лучше, если я перейду сюда, чтобы никому не мешать».
Татьяна Даниловна не в обиде на племянницу: «Она же все время на работе…».
История третья. Федор Сапроненко, партизан
Федору Филипповичу — 91 год. А разве дашь? Мы встретили его на улице, когда он шел на концерт. Бывший партизан старается бывать на всех культурных мероприятиях, пишет стихи, которые печатают газеты.
Но недавно жизнь нанесла ему самую большую рану — умерла любимая жена. В войну она тоже партизанила. Ее портрет и цветы стоят в изголовье постели, на которой она спала. Ее кровать — рядом с его койкой. Такая вот душещипательная близость душ.
Федор Филиппович рассказывает, что для того, чтобы попасть сюда, писал письмо президенту. Из Администрации главы государства пришло распоряжение, чтобы ему с супругой выделили здесь комнату.
Даже находясь в интернате, пенсионер помогал своим детям деньгами. Старика уже давно не навещали. Сын умер. Одна дочь живет в Полоцке, на пенсии, но работает. А вторая — в Витебске, ей 65 лет. Но ее Федор Филиппович не видел год. Еду ему приносит соцработник. Ухаживают за ним замечательные, очень чуткие, но чужие люди.
…Поэтому ему легче говорить про войну.
Когда она началась, Федору было 16. В 1942-м он набавил себе год, сказал, что уже есть 18, и пошел в партизаны. «Пока был совсем зеленым — рост маленький, винтовка выше меня, на боевые действия меня не брали. Надевал лапти, торбу за плечи и ходил по деревням, собирал сведения для разведки: где находятся немцы и полицаи. Позже стали привлекать к более серьезным операциям в партизанской бригаде. Потом уже служил в пехоте», — вспоминает ветеран.
Победу Федор Сапроненко встретил радистом в немецком городе Грайфсвальд. «Когда вошли в Германию, замполит раздал нам отпечатанные бланки с вопросом: «За что идешь мстить?». Все отвечали. Написал и я, как есть: «За сожженный отчий дом, за убитого брата», — рассказывает Ф. Сапроненко.
Демобилизовался солдат и вернулся домой к родителям ровно через два года после Победы — 9 мая 1947 года: «Захожу в дом, достаю из рюкзака гостинцы. А младшая сестренка показывает на хлеб и спрашивает: «А что это такое?» Вот какие времена были…»
После войны Федор Филиппович преподавал историю, 20 лет руководил сельской школой в Браславском районе. Имеет орден Трудового Красного Знамени, две медали за трудовую доблесть, звание заслуженного учителя БССР.
* * *
В день, когда мы здесь были, в доме-интернате умерла одна бабушка. Совсем одиноких стариков хоронят за счет государства, на кладбище в Коптях под Витебском. Но почти у всех есть родственники. Они и берут на себя эти последние скорбные хлопоты.
Татьяна МАТВЕЕВА, фото Игорь МАТВЕЕВ, TUT.BY