Черно-белое кино
Есть в Беларуси крайне причудливое образование с непривычным названием «Офис по правам людей с инвалидностью». Причудливость видится в том, что у нас и права вполне здоровых людей, мягко говоря, не очень соблюдаются. Что уж говорить об инвалидах…
Впрочем, процитируем координатора офиса Сергея Дроздовского: «В Беларуси сложилась система проживания людей с инвалидностью в интернатах, не отвечающая современным требованиям к соблюдению прав человека. В 78 интернатах, где проживает около 18.200 человек, нарушаются права человека на неприкосновенность личной жизни, свободу передвижения, право на образование и труд».
Кстати, сам Сергей Евгеньевич — инвалид-колясочник…
* * *
«Я, Мороз Тадеуш Иосифович, родился 26 мая 1944 года в д. Жарковщина Свислочского р-на Гродненской области. В возрасте 3 лет, в результате несчастного случая … я повредил позвоночник. С 1947 по 1957 год, в течение 10 лет, я учился и одновременно лечился в детском санатории «Краски» Волковысского р-на. В 1956 году болезнь обострилась, и я в течение 5 лет лечился снова»…
Таковы исходные данные Тадеуша Мороза. Он живет в одном минском доме-интернате. Проверка Дроздовского как-то не добралась до этого дома. Его не проверяли. А зря. Но ничего, этот дом-интернат мне знаком, я там был три раза.
В санатории Тадеуш познакомился с Марией Жбановой, после окончания курса лечения поженились. Уехали в Слоним, там у Марии была 1-комнатная квартира. В 1970 году родился сын. Жить четверым (добавилась чья-то родная тетя) в такой квартире было невозможно. Дальше был обмен на 2-комнатную квартиру на том же этаже, ходатайство областной спецВТЭК о замене 3-го этажа на 1-й. Семью поставили на очередь, но муж и жена развелись, так как в течение 20 лет квартиру на 1-м этаже им не дали, и они элементарно поссорились…
* * *
Мороз переехал в Минск, поселился в том самом доме-интернате, который находится на северо-восточной окраине Минска, недалеко от кольцевой дороги. Здесь он стал добиваться отдельной квартиры. Все закончилось ничем. Тадеуш Мороз продолжает жить в том же доме-интернате. Причем в спецотделении, с милицейской охраной. Когда был ремонт дома, Мороза попросили временно пожить в спецотделении. Мол, сделаем ремонт и вселим в старую комнату. Прошло уже два года, ремонт давно сделан. Переселением что-то не пахнет…
* * *
Послушаем еще раз Сергея Дроздовского: «Мы пытались изучить, как соблюдаются права человека в интернатах, но столкнулись с их закрытостью. Для того чтобы в интернате поговорить с дееспособным человеком, необходимо получить разрешение главного врача, который без согласования с вышестоящей организацией его не дает. Отмечу, подобная процедура законодательно не прописана. Мы также столкнулись со случаями, когда проживающие в интернатах имеют проблемы с заключением браков, со свободой покидать интернат общего типа, когда считают нужным. Людей только из-за тяжелого характера помещают в психиатрические клиники и лишают дееспособности».
* * *
Стоит описать, как проходила наша встреча с Тадеушем Морозом. Я приехал в дом-интернат утром. Он обещал меня там же ждать. Но его не было. Мы связались по мобильнику. Долго искали укромное место. Как вы понимаете, к директору сего заведения я не пошел. Иначе все было бы впустую. Долго колесили по территории, наконец нашли уединенную беседку. Казалось, что за нами наблюдают сотрудники администрации. (Так оно и было.) Что за повод, прости, господи: больной инвалид позвонил журналисту, чтобы тот помог решить его проблему! Что тут преступного?
Но ведь проблема все равно остается. Администрация обещала сразу переселить Мороза в старую, отремонтированную комнату. Прошло два года и… ничего. Администрация солгала? Выходит, что так. А дальше ей можно верить? Это уж вы сами решайте…
— Я плачу за телефон, — горячится Мороз, — а где он, этот телефон?!
Да, вот еще сногсшибательная новость от самого Мороза: сын должен доплачивать за комнату отца до 5—6 млн рублей. Это что-то новое. Раньше все было просто: тебе оставляют 10% пенсии, остальное забирает интернат на твое содержание. Тадеушу Морозу выдают 239 тыс. рублей. В таком случае, какие еще доплаты? Значит, доплачивать должны все? А если человек один и не имеет ни накоплений, ни посторонних доходов? На улицу, бомжевать?
Сыну предложено забрать отца к себе. Жить они будут на все том же 3-м этаже, без пандуса. Мороз согласится на добровольное сидение в комфортабельной камере? Без выхода на воздух? Он, конечно, очень болен, но на сумасшедшего не похож никак. Рассуждает здраво и по делу.
После моего визита Мороза сразу вызвала заместитель директора для «профилактической беседы». Собственно, никакой беседы и не было. Так, возможные варианты его дальнейшей судьбы. Если ты такой умный, если права качаешь, то тебя легко «опустить» в психушку и лишить дееспособности. Кто ты тогда будешь? Кому ты будешь писать жалобы? Кто тебя слушать будет?..
* * *
О спецотделении мне более подробно рассказал Эдуард Иванович Грабовский. Замечателен тем, что еще юнгой ходил по Северному морскому пути. Человек бывалый и отважный. Мне показалось, он вообще никого не боится. Редкого самообладания человек. Оказалось, что мы даже любим одного и того же писателя-моряка Виктора Конецкого.
Эдуард Иванович провел со мной экскурсию по территории дома-интерната. Одновременно сопровождал наши хождения увлекательными рассказами о быте сего заведения. Экскурсия получилась очень познавательной.
В частности, Эдуард Иванович рассказал мне короткую историю спецотделения. Дело в том, что до перестройки этого отделения вообще не было. Но перестройка есть перестройка. Из народа вдруг поперла отрицательная энергия, которая накопилась за годы советской власти. Соответственно, в дом-интернат пошел уже «перестроенный» народ, подкованный и мало-мало исторически образованный. Проще сказать, краники у всех были открыты. И что только из них не текло… Резко подскочила вверх кривая разнообразных правонарушений.
Возбужденный народ нужно было успокаивать. Ничего надежней милицейской дубинки на тот момент не существовало. Поэтому в горисполкоме решили создать в доме-интернате специальное отделение для особо буйных жителей, обуянных поисками правды. В дом-интернат решили помещать граждан после отбытия уголовного наказания. Четыре этажа, и на каждом — милиционер, вооруженный спецсредствами, т.е. резиновой дубинкой. Никто не спорит, тогда без дубинки было не обойтись. Но со временем все, кажется, устаканилось, белорусский народ опять стал толерантным и терпимым. Однако спецотделение осталось и даже, в некотором смысле, развилось. Удивительная у нас страна: если где поставили охрану, то она там будет стоять вечно. Как у памятника Неизвестному солдату…
* * *
— Вон там, — показывает на окно Эдуард Иванович, — жила совсем безобидная старушка. Тихая, спокойная, как говорится, мухи не обидит. Она всего лишь попросила поменять ей постельное белье. Сейчас ее перевели в спецотделение.
— Но за что?!
— А вот за это самое. Сиди тихонько и не возникай. Здесь такой порядок. Совсем необязательно в чем-то провиниться, достаточно кому-то не понравиться. И все. Твоя судьба решена. Отправят в спецотделение, так сказать, под охрану. Чтобы поменьше языком трепали.
Точно знаю, что присутствие человека в форме действует тяжело. Ты как бы все время под присмотром. Что касается бывших заключенных, это объяснимо. Но при чем здесь безобидная старушка?
Вообще, мне кажется, что отношения между милицией и администрацией слишком тесные. Можно сказать, милиция в доме-интернате — внештатные сотрудники. Об этом мы с заместителем директора Ингой Александровной не говорили. Разговора как такового не получилось. Первым делом Инга Александровна поинтересовалась: включил ли я диктофон? Включил, уважаемая Инга Александровна, обязательно включил. И первым делом спросил о Тадеуше Морозе.
— Что вы хотите, чтобы я вам ответила?
— Человек два года живет в спецотделении. Но ему обещали только до окончания ремонта. Как быть?
— Интернат — государственное учреждение, где живущим предоставляется койко-место, а не квартира в постоянное пользование. У него есть койко-место, есть комната, он там живет один.
— Но он бы хотел жить без милиции.
— Откройте документы, прочитайте. Я по телефону ничего с вами решать не буду. Приходите.
Уже приходил. Инга Александровна говорить не стала, а диктофон попросила выключить. Еще раз ехать в дом-интернат у меня никакого желания нет. Я лучше дам опять слово Сергею Дроздовскому: «Уже сейчас необходимо запретить строительство крупных интернатов, провести продуманную реформу социального обслуживания по месту жительства не по принципу «делаем, что можем», а по потребностям людей с инвалидностью».
Сергей Шевцов
Читайте также: