«Они уползали, мы добили несколько человек на земле»
Мария Эйсмонт съездила в Свердловскую область, где встретилась с Игорем Гребцовым, воевавшим на стороне украинских сепаратистов, и узнала, как он живет после возвращения из Донбасса в Россию.
«Самооборона»
— А ты как назывался? — спрашивает бабушка.
— «Лето».
— «Лето»?
— Да, «Лето». Ну, как время года — «Лето». Под Мариуполем у меня был позывной «Лейтенант», но когда я перешел к Мотороле, то решил сократить. «Лейтенант» — это очень длинно и…
— Звучно? — предлагает бабушка.
— …и пафосно.
— Да, — соглашается бабушка. — И лейтенант… К чему лейтенант? У тебя звездочка есть?
— У меня есть звездочки, даже дырки от них остались, но я их не ношу. Я в российской армии офицер, а в ДНР я — рядовой.
За 34 года своей жизни Игорь Гребцов — выпускник факультета политологии и социологии Уральского университета — успел поработать в газете «Коммерсант» и в газете «Жизнь», помощником депутата, пресс-секретарем мэра и консультантом Минобороны по вопросам взаимодействия со СМИ, поучаствовать в операции по присоединению Крыма, освоить противотанковый управляемый ракетный комплекс и подбить танк украинской армии на взлетной полосе Донецкого аэропорта. 3 декабря он был тяжело ранен, провел два месяца в больницах — сначала в Донецеке, потом на Урале — и вернулся домой, в город Лесной на севере Свердловской области.
Мы сидим в гостях у его 82-летней бабушки, Нины Васильевны, и Игорь как раз объясняет ей, зачем бойцам отряда «Спарта» — это тот самый отряд, которым командует Арсений Павлов, известный по позывному «Моторола», — нужны были клички. «Вот тебя пытают: «Как у тебя зовут командира там?» Они найдут его по фамилии и убьют его или его семью, родственников. А так спросят: «Кто у тебя командир?» Ты говоришь: «Кобра». — «Кто такой Кобра?» — «Не знаю, кто такой Кобра, он Кобра и все». Тебя будут бить, пытать, резать, но ты большего не расскажешь». Бабушка понимающе кивает. «А ты, значит, Лето?» — «Я — Лето».
За последний год Игорь и бабушка потеряли сразу двух близких людей: сначала внезапно умерла мать Игоря, дочь Нины Васильевны. Потом — почти сразу — ее муж, дед Игоря. Нина Васильевна теперь почти все время плачет. Рассказы Игоря, кажется, немного отвлекают ее.
На кухне кипит чайник. Нина Васильевна просит постелить новую скатерть и угощает пирожками. Игорь достает коробочку, в которой заботливо уложены куски от снарядов, и объявляет, что сейчас покажет, «из чего они нас убивали». И он демонстрирует осколок от «Града», и бабушка говорит: «Острый какой!», а потом — похожий на тот, которым его ранило. Бабушка удивляется: «Такой огромный?!» И переспрашивает: «В крови, что ли?» Нет, говорит Игорь, это ржавчина. Долго лежал в земле.
С командиром «Спарты» — Моторолой
«Нам привезли ПТУРщиков, инструкторов, — продолжает внук. — Инструкторов привезли из России. Я не знаю, где их взял Моторола… Нас обучали два майора. Они приехали по гражданке, обучили и уехали».
Из ПТУР Игорь где-то в конце ноября подбил первый танк. Видео самого боя нет, есть кадры, сделанные телефоном, на которых он бежит вдоль изрешеченного пулями и снарядами бетонного забора, пытаясь найти точку, с которой видна отлетевшая во время взрыва башня танка. И еще одно видео Глеба и Романа Корниловых под названием «Фонд помощи Новороссии в гостях у Моторолы в донецком аэропорту», в котором Игорь рассказывает о том, как он попал в танк. «Начался сильный обстрел, и я поначалу немного обосрался. В дыму ни черта не видать, слышу — наши бабахнули что-то, там пламя. И я на это пламя послал ракету и…» — «И — герой!» — резюмирует оператор.
Бабушке Игорь сообщает и другие подробности.
— Танкисты сгорели заживо. Потом мне ногу приносили.
— Чего? — переспрашивает Нина Васильевна
— Ногу приносили одного из них. Сказали: «Игорек, смотри, как у хохлов ноги воняют». Три дня лежала, разлагалась.
— Ой…
— Да.
— Жалко людей, — говорит бабушка. — Эта война такая бессмысленная, такая не нужная никому.
— Бабуля, так они нас хотели убить, а мы, чтобы остаться в живых, убивали их.
— Конечно, — соглашается Нина Васильевна, — самооборона.
— Вот эти осколки… Пусть бы в нас летели, чем в детишек.
— Да, вот детей жалко. Детей жалко, конечно…
«Цель — свержение власти в соседней стране»
Уже две недели Игорь Гребцов каждый день ездит из Лесного в Качканар на работу, в редакцию газеты «Качканарский четверг». Вместе с Игорем там теперь четверо корреспондентов на 28-полосный еженедельник, не считая обязательного ежедневного обновления сайта. На планерке обсуждают темы номера: машина припарковалась прямо на крыльце, теперь жителям подъезда не пройти и не проехать; неизвестные (хотя многие в городе представляют, кто это мог быть) подожгли две машины местного предпринимателя; скоро Масленица, в городе открывается выставка местных художников, идет подготовка к соревнованиям по зимней рыбалке. «Ладно, поняла, спасибо за информацию», — корреспондент Инна вешает трубку и объявляет: «Гонки сильнейших не будет. Бюджет урезали».
Акция недели: помощь Варваре Николаевне. Женщина написала в редакцию письмо о своей соседке по подъезду. Та голодает, но стыдится просить деньги, а потому придумывает какой-нибудь повод зайти к тем соседям, из квартиры которых доносится запах только что приготовленной еды, в надежде, что ее угостят. Читатели «Качканарского четверга» за три дня собрали пять с лишним тысяч рублей и три больших пакета еды. «Ваня, — наставляет Игорь корреспондента, — говори всем, кто звонит, чтобы все несли сюда, в редакцию, во вторник, а мы ей передадим. Нет, всех с собой к ней мы взять не сможем, она стесняется».
Ну и, конечно, «Война» — так на планерке и между собой в редакции называют сериал воспоминаний Игоря Гребцова о его участии в украинских событиях. Первый материал на полторы полосы под громким названием «Судьба ополчения» вышел в середине февраля и был посвящен событиям в Крыму накануне и после референдума. «В ночь на 7 марта моя жизнь изменилась коренным образом, — пишет Гребцов в лиде. — Я вылетел в Крым, чтобы принять участие в массовых антиправительственных беспорядках. Цель — свержение власти в соседней стране». Фотографии прокомментировал так: «Это мы встречаем поезд «дружбы с Майданом». Всех встретили. Били».
В компьютере у Гребцова много фотографий проукраинских манифестаций в Крыму, он с удовольствием показывает их, комментируя: «Вот этого, который много выступал, мы потом задержали и отправили в Украину. Там было много лозунгов про оккупантов и все такое, но я согласен с одним: «Референдум — шаг к войне». Мы ее хотели, ее хотели люди, которые жили в Крыму и потом уехали на Донбасс. Да, референдум — шаг к войне, к войне за то, что Украина — кусок России. Если кто-то думает по-другому — мы не согласны».
Главный редактор газеты «Качканарский четверг» Людмила Лаптева знакома с Игорем лет шесть. Сначала он был пресс-секретарем мэра города Лесной и запомнился ей тем, что всегда давал журналистам «Четверга» адекватные комментарии. Потом он работал пиарщиком «Справедливой России» и приезжал в город агитировать местных бизнесменов вступать в партию, чтобы пройти в горсовет. Многие из тех, кто не попадал на проходные места в «Единой России», соглашались. То, что он уехал на войну, Лаптева тоже знала: он иногда публиковал в фейсбуке рассказы и фотографии.
А потом выпускающий редактор «Качканарского четверга» неожиданно переехала в другой город. Такое часто случается с маленькими редакциями, но выпускающий редактор не предупредила заранее и не дала подготовиться. Поэтому, когда Игорь Гребцов написал Людмиле, что он вернулся, раненый, но уже достаточно восстановившийся, и спросил: «Возьмешь меня или не возьмешь?», та ответила:
«Приезжай, будем разговаривать».
«Ну мне, честно могу признаться, с ним легче, чем без него, — говорит Лаптева спустя две недели после того, как новый выпускающий редактор приступил к работе. Пока он официально на испытательном сроке. — Человек работал с текстами много лет, с редактурой текстов, он понимает специфику». Да, она думала над тем, что ее новый подчиненный совсем недавно подбивал танки. «Я ему задавала вопрос в лоб: Игорь, ты адекватен или нет? Или ты убийца? Он сказал, что он адекватен. Он объяснил, что на войне если не убьешь ты, то убьют тебя. Да, я думала о том, что он убивал людей. Как это все будет теперь? Это сложный вопрос, на который у меня нет ответа в данный момент…»
Корреспондент Иван Стрыков на вопрос о том, кем он считает своего нового коллегу Игоря, отвечает: «Наверно, он герой».
«Люди, такие как Игорь, не могут сидеть в стороне, они стараются какую-то лепту свою внести в какое-то общее дело… отстаивания патриотических интересов… Да, наверное, такие люди были и во времена Великой Отечественной войны, совершали подвиги. Таких, наверное, тогда было больше, если верить тому, чему нас учили в школе».
Потом он сам переводит разговор на ситуацию на Украине: «Есть противоборствующая сторона, есть те, кто интересы Украины отстаивает, есть те, кто Новороссия там сейчас, Донбасс, есть Крым. Я сам не углубляюсь вообще, но считаю, что Украина стала жертвой игры двух государств, таких больших и могучих, таких, как наше и США. Такое происходило со многими маленькими государствами».
— Украина — это вообще-то 40 с лишним миллионов человек.
— Ну, да… 40 миллионов — это, конечно, впечатляющая цифра, но я как-то привык больше географически…
В кабинете редактора «Качканарского четверга» висит большая политическая карта мира. На ней Людмила Лаптева и ее муж — генеральный директор газеты — отмечают места, где они побывали. Я подвожу Ивана к карте и показываю Украину: вот, говорю, географически, можно сравнить с другими странами Европы. Иван смотрит на карту с интересом, но не кажется разубежденным. Наконец он находит то, что искал: «Но Россия-то все равно больше! И насколько!»
«Не все женщины, с которыми мы спали, хотели с нами спать»
Вечером в Лесном Игорь играет своим друзьям на гитаре и поет. А потом рассказывает о своих приключениях. Почти все сидящие в гостиной — бизнесмены: владельцы или управляющие местных предприятий. Один из них признался, что помогал Игорю с деньгами, когда тот собирался ехать в Донбасс.
На столе фрукты, нарезки, торт и немного выпивки. Игорь в военной форме, с орденами — один, как он объясняет, он получил за Грузию в 2008-м, два других — за Крым. Пьют не много, больше разговаривают. Точнее, говорит один человек — Гребцов, а друзья слушают, изредка задавая уточняющие вопросы. «…Оно бахнуло — мы считаем: раз, два, три. Я полез с телефоном — мне бах — сразу в руку. Только потом я сообразил, что, если б не эта рука с телефоном, полетело бы в глаз».
Наконец один из присутствующих, 28-летний Михаил, предприниматель в сфере микрофинансирования, вступает в разговор. «В этом-то и проблема, что мы считаем, что Украина — это наша Украина, — говорит он. — А она не наша! Это независимая страна, Игореха. Это независимая страна, которая имеет свое право… Хочет она в Евросоюз — пусть она вступает в Евросоюз».
— Нет никакой Украины, — отвечает Игорь. — Нет войны между Россией и Украиной, есть война между Россией и США, а украинцы — лишь кусочки мяса.
— Ну ты скажи, — не унимается Михаил, — Украина имеет право на независимость, имеет право вступить в Евросоюз? Или она всегда должна быть придатком России?
— Если Россия не против — пускай вступает.
— То есть ты считаешь, что любая страна, которая была в Советском Союзе, до сих пор должна быть нашей?
— Нет. Любая страна, за которую пролита хотя бы капля русской крови, может быть частью России.
— Но если они не хотят быть с нами?
— Знаешь, Миша, это как вопрос с женщинами. Не все женщины, с которыми мы спали, хотели с нами спать. Но мы были мужчинами и убедили их в обратном.
Мужчины — а за столом одни мужчины — громко смеются.
— То, о чем ты сейчас говоришь, — сквозь смех говорит Михаил, — больше похоже на изнасилование…
«На войне этого не хватает — этих детских, милых вещей»
В конце ноября, рассказывает Игорь, на подъезде к аэропорту его отряд подбил несколько бронемашин снабжения украинской армии. Один БТР остался нетронутым, украинские бойцы бросили его на полосе. «Они уползали, мы добили несколько человек на земле, — вспоминает Игорь. — И потом вечером нам говорят: «Идите мародерить БТР». Я думаю: да, веселое дело — мародерить БТР. Мы взяли тачку и пошли мародерить…»
— Это у вас шутки такие — «мародерить»?
— Ну а как? Это трофей наш. Залез я в этот БТР — там фотик, очки. Мы достали все это, разделили между пацанами. Одна коробка была оформлена отдельно. На ней надпись: «От школьников Красноармейска». Внутри — стопка рисунков и письмо.
Часть рисунков, уверяет Игорь, Моторола потом передал украинским бойцам — во время переговоров о прекращении огня в аэропорту. Другую часть Игорь забрал с собой и теперь часто разглядывает. Некоторые нарисованы учениками второго класса — они более наивны, но и более искренни. Другие — учениками седьмого класса.
— Зачем вы их вообще забрали?
— Потому что на них были яркие, красивые цвета, были нарисованы такие милые добрые вещи. На войне этого не хватает — этих детских, милых вещей. На войне все, что я вижу, — черная земля, рыжая трава и немного снега. Осколки серые, танки — черные.
— У вас есть дети? Что вы им потом расскажете?
— Сын. Три года и восемь месяцев, и он уже сейчас слушает про войну. Иногда он меня спрашивает: «Папа, а ты всех фашистов убил?» Я говорю: «Нет, не всех». — «То есть там остались фашисты? Ты поедешь еще?» Я ему: «А ты как хочешь?» Говорит: «Хочу, чтобы ты больше не ездил». — «Ну ладно, не поеду».
— А вы уверены, что воевали с фашистами? Что все, кого вы убили, были фашистами?
— Строго говоря, нет. Но вообще — да. Русские все время воюют с фашистами. Наши предки, наши деды воевали с фашистами, и поколения русских людей ждали, когда наконец будет какой-то такой же плохой враг. Когда появился, мы назвали их фашистами. Плевать, что они думают на свой счет. Нам нравится называть их фашистами.
— Статья 208 Уголовного кодекса знакома? Участие в незаконных вооруженных формированиях.
— У меня военный билет армии ДНР — какие незаконные вооруженные формирования?
— ДНР не признана даже Россией.
— В мире есть как минимум две страны, где я могу жить, — ДНР и ЛНР.
— Но по законам России ваши действия могут подпасть под статью.
— Ну хорошо, если по законам Росии это будет признано, я эмигрирую в ДНР или в Абхазию. Или в ЛНР уеду. Я не хочу в тюрьму.
— Вы считаете, что ваши действия подпадают под статью УК? Вы думали об этом?
— Закон в России… Справедливость превыше закона. Божья правда превыше справедливости. Мы что, европейцы, что ли, какие-то? Ой, закон, закон, закон… Плевать на этот закон! Справедливость и божья правда превыше. Я считаю, что справедливость на моей стороне. А может, и божья правда — узнаем, когда я умру. Закон… Какой вздор!
На вопрос, вернется ли он обратно, Игорь отвечает: «Да, хотел бы. Но пока все время нахожу отмазки, чтобы этого не делать».