Геополитический раскол

Цель, которую ставил Евросоюз в 2009 году, учреждая данную программу, заключалась в том, чтобы создать на своей восточной границе зону демократических, рыночных, проевропейских стран. Тем самым ЕС сделал решительный ход, свидетельствующий о готовности вступить в конкуренцию с Россией за контроль над регионом Восточной Европы и Закавказья.

Прошло шесть лет. Что получилось?

Три государства (Грузия, Молдова, Украина) из шести стран-партнеров взяли курс на интеграцию в европейское пространство, подписали соглашение об ассоциации с ЕС. Казалось бы, результат неплохой. Однако какой ценой он был достигнут? Непосредственным следствием реализации ВП стал украинский кризис, резкая дестабилизация региона, «холодная война» между Россией и Западом.

В двух странах-партнерах (Азербайджане и Беларуси) не только не обнаружился прогресс в плане приближения к европейским ценностям, сближения с ЕС, а даже произошел откат. 19 декабря 2010 года отбросила Беларусь на несколько лет назад в отношениях с Западом. За время существования ВП количество политзаключенных в Азербайджане увеличилось в разы, поэтому президент И. Алиев даже не приехал в Ригу.

Произошел глубокий геополитический и ценностный раскол участников ВП. Если Грузия, Молдова и Украина подписали соглашение об ассоциации с ЕС, то Беларусь и Армения вступили в Евразийский экономический союз во главе с Россией. И во внешней, и во внутренней политике страны-участники ВП выбрали диаметрально противоположные векторы развития. Одни — в Европу, другие — в Азию. Председатель Европарламента Мартин Шульц, выступая в Риге, был вынужден констатировать: «Восточное партнерство» в отношении стран вроде Азербайджана и Беларуси, внутреннее устройство которых несоединимо с ЕС и нашими базовыми ценностями, также отягчает саммит».

Таким образом, реализация ВП дала совершенно непредвиденные, не планируемые, неожиданные последствия. Она стала катализатором дифференциации региона. Политическая, геополитическая ценностная граница между Европой и Азией не совпадает с географической.

Почему так случилось, что планировали одно, а получили другое? Видимо, сама исходная концепция ВП не была достаточно хорошо сформулирована, выверена, не просчитаны все возможные последствия предлагаемого проекта.

Прежде всего, не была учтена готовность России идти на любые жертвы ради того, чтобы не потерять контроль над этим регионом. Даже после российско-грузинской войны 2008 года европейские политики не ожидали, что Москва может применить грубую военную силу, чтобы не допустить Украину в Европу.

Во-вторых, единая программа с общими для всех принципами и правилами была предложена странам с очень разным геополитическим положением, социальными моделями и политическими режимами. Следовательно, у них была различная готовность к сближению с ЕС, принятию европейских ценностей.

В-третьих, страны-партнеры с самого начала были лишены перспективы членства в Евросоюзе, что подрубало стимулы к реформам.

В-четвертых, ВП не было подкреплено соответствующими финансовыми ресурсами. Россия же, чтобы удержать соседей под своим контролем, денег не жалеет. Даже Китай вкладывает в страны этого региона намного больше ресурсов, чем ЕС. Никакой проект без денег не работает, тем более такой амбициозный. А трансформация на основе европейских стандартов требует больших ресурсов, которых в самих этих стран не было. Россия готова была платить, но не за реформы, а за сохранение статус-кво. Вспомните, как Путин пообещал Януковичу $15 млрд за отказ от соглашения с ЕС.

Участие Беларуси в ВП было очень ограниченным. Потому что белорусская социальная модель несовместима с европейскими ценностями. Единственная сфера, где возможен серьезный прогресс, это соглашение об упрощении визового режима, которое планируется подписать в ближайшее время.

В условиях очевидного кризиса ВП, с учетом нейтральной позиции официального Минска по украинскому вопросу Брюссель в последние месяцы делал заметные шаги по ангажированию Беларуси в сотрудничество с ЕС. Европейские политики даже были готовы пригласить в Ригу самого А. Лукашенко. На это намекал во время визита в Беларусь министр иностранных дел Латвии Э. Ринкевичс. Для этого от Минска требовалось даже не выпустить на волю всех политических узников, а всего лишь сделать некий демонстративный жест в этом направлении. Например, освободить 1-2 человек из тех 6, которые сейчас за решеткой.

Но белорусские власти, наоборот, начали демонстративный прессинг. Находящегося в заключении бывшего кандидата в президенты Н. Статкевича судили снова и отправили из колонии в тюрьму. Тем самым А. Лукашенко показал, что не хочет ехать в Ригу.

И дело здесь не только в нежелании раздражать Москву, которая объявила Рижский саммит ВП антироссийской акцией. А. Лукашенко не понимает, за что отдавать такой важный козырь, как политзаключенные. На что обменивать? Никаких важных решений, ради которых можно было приносить жертвы, Рижский саммит не принял.

Что касается позиции Беларуси, отказавшейся поддержать пункт декларации Рижского саммита, осуждающий Россию за аннексию Крыма, то Минск сделал ровно то же самое, что и год назад, когда в Генеральной Ассамблее ООН принималась резолюция по этому поводу. В этом смысле ничего нового не произошло.

Официальный концепт белорусского руководства о многовекторности нашей внешней политики, о том, что, дескать, не надо заставлять нас делать выбор, мы будем сотрудничать и с Востоком, и с Западом, увы, не выдерживает проверки реальностью. Полноценного балансирования не получается. Выбор, который когда то А. Лукашенко определил как «дикий крен на Восток», сделан давно, и выправить его с помощью ВП не удалось. И потому, что Россия делает ставку на игру с нулевой суммой. И по причине того, что белорусская социальная модель отторгает европеизацию.

Что дальше, каковы перспективы ВП? Проблема в том, что ЕС не имеет особой возможности переформатировать этот проект. Сейчас Евросоюз пытается внести изменения и в Европейскую политику соседства, и в ВП. По существу главное направление изменения состоит в том, чтобы делать акцент на двусторонних отношениях ЕС с каждой конкретной страной-партнером, дабы реализовывать индивидуальный подход, учесть их особенности. Но в таком случае теряется первоначальная идея единой программы для целого региона, которая базируется на каких-то общих принципах, правилах. Исчезает общая рамка. Это возвращение в 2008 год, когда никакого ВП не было. Ведь если делать ставку на индивидуальный подход, то проект «Восточного партнерства» не нужен.

Валерий Карбалевич

Читайте также в рубрике «Диагноз»:

Придется учить китайский

История как инструмент политики

Яркие заплаты на ветхом рубище