«Мне будет сниться дом всегда живой…»
Из секретной информации, представленной в КГБ УССР:«…Когда обсуждались вопросы эвакуации жителей города Припяти, выдвигались разные варианты. Вносились, в частности, предложения широко использовать для этого теплоходы, поезда. Но, учитывая, что город достаточно компактен, предпочтение отдали автотранспорту. Решено вывозить людей автобусами прямо от подъездов жилых домов…
Организация вывоза легла в основном на органы внутренних дел. В ночь на 27 апреля участковые инспекторы совершили подворный обход всех жилых домов. Было определено количество жителей, проживающих в каждом подъезде Припяти. Расчеты показали, что в городе 160 домов с 540 подъездами. Общее число жителей составило 47 тыс. человек, из них 17 тыс. детей и 80 лежачих больных. 27 апреля на второстепенных дорогах в районе г. Чернобыль было сосредоточено 127 автобусов (из них 100 резервных) и 220 бортовых грузовых автомобилей. На железнодорожной станции Янов подготовлено 2 дизель-поезда на 1500 мест…».
Был приказ: людей не пугать!
Михаил Ильич Бондарь сейчас живет в родной Наровле. Он был среди первых милиционеров, оказавшихся на ЧАЭС сразу после взрыва:
— 25 апреля у нас были учения по гражданской обороне. Я тогда служил сержантом в Полесском РОВД (г.п. Полесское в 52 километрах от станции. — Авт.). Учения прошли нормально, в десять часов утра нас отпустили по домам. И вот в два часа ночи звонок в дверь. На пороге стоит водитель РОВД. Говорит, что объявлена тревога: на ЧАЭС случилась авария, четвертый блок «полетел». Я быстро собрался и хотел взять с собой фотоаппарат, но жена отговорила. Всю жизнь себя за это корю: в первую ночь никто ведь снимков на станции так и не сделал!.. От РОВД мы вместе с пожарными, всего 29 человек, на нашем служебном автобусе помчались к АЭС. Подъезжаем и впереди видим шлейф черного дыма, который тянется на Хойники и Брагин, а на самом реакторе еще что-то поблескивало, будто от сварки. Сначала нас назначили в караулы по всему городу. Мой пост оказался возле центрального универмага на проспекте Ленина. Все тихо, люди спят, только кое- где на балконах видны огоньки сигарет: мужчины смотрели в сторону станции. Потом нас сменили, ненадолго вернули в отдел. Около 12 дня с вертолета передали, что возле ЧАЭС обнаружены рыбаки. Сидят, ловят рыбу в водоеме для охлаждения реактора. Подъезжаем и видим, что их восемь человек в одной большой лодке. Свистим, кричим, чтобы немедленно причаливали к берегу. Они давай ругаться с нами: что тут такого, подумаешь, пожар потушили, все в порядке! Мы выбросили их рыбу вместе с удочками, хотя, признаюсь, здоровых красавцев-лещей они наловить успели. Обруганные рыбаки пошли по песку возле четвертого блока, мы — за ними…
Ждем свой автобус, чувствую, что начинает в горле першить, голова какая-то чугунная. Говорю хлопцам, что надо идти пешком навстречу автобусу как можно скорее: вероятно, здесь появилась радиация. Признаюсь, сам мало что понимал тогда в ситуации, но что-то внутри подсказало об опасности. Через несколько часов нас опять вернули в Припять. Начальник РОВД и мужчина в гражданском костюме провели инструктаж. Наша главная задача — пресекать панику среди населения. Противогазами не пользоваться, ни в какие разговоры с жителями не вступать, детей, которые идут в школу, заворачивать домой, сказать, что уроков сегодня не будет. Все коммуникации в городе были уже отрезаны, отменили пассажирский транспорт. Люди, кстати, вели себя спокойно, шли в магазины за продуктами, выстраивались в очереди к уличным лоткам как всегда накануне майских праздников…
Когда к вечеру в город прибыли химвойска, паренек подошел к нам с каким-то прибором. Измерил сапоги и отскочил: на ногах у каждого было по полтора рентгена! Но мы быстро помыли обувь из-под шланга, а с кителей стряхнули пыль. Вечером 26 апреля в одной из городских столовых проводилось совещание. Тема была все та же: не пугать людей, смотреть, перекрывать самовольный выезд. Помню, в перерыве подошел к нам командир военной части, руки трясутся, говорит, что в Припяти больше никто жить не сможет и город останется навсегда опустевшим. Никто ему не поверил, решили, что у человека сдали нервы. Командир этот оказался молодцом: собрал своих солдат и уехал, объяснив: я за них отвечаю перед их родителями… На следующий день в Припять со всех сторон стали входить колонны автобусов. По местному радио транслировалось сообщение о необходимости оставить свои квартиры на несколько дней. Надо сказать, что эта информация ничуть горожан не испугала: они были привычны к многочисленным учениям по гражданской обороне, когда людям предлагалось оставить квартиры, спуститься во двор… Все думали, что на этот раз учения продлятся несколько дней. Брали с собой гитары, магнитофоны, собирались кампаниями… Если бы сказали, что уезжать придется навсегда, никогда бы Припять не эвакуировали!
Я, признаюсь честно, тоже не верил, что людей отправят. До сих пор у меня картина перед глазами: женщина в легком халатике, в одном кармане — бутылочка с соской, в другом — документы, а в каждой руке — по малышу, шагнула в автобус — из дома на всю жизнь… Люди совершенно спокойно уезжали, дети улыбались, махали из окон. Потом эти автобусы еще долго по всей Украине радиацию развозили! Большинство оставляли в квартирах ценности. Нам было приказано не говорить, что больше никто не вернется, но я рекомендовал многим женщинам с детьми вернуться за деньгами и документами.
Через несколько часов город опустел, но мы еще долго стояли на своих постах — все не было приказа сняться. Мы все уже, конечно, понимали, что вовсю дышим радиацией, но о плохом не хотелось думать. Сразу после эвакуации Припяти нас отправили в госпиталь МВД на 10 дней. Там обследовали, взяли анализы, красное вино наливали! В конце 90-х у меня выявили целый «букет» болезней, связанных с аварией, дали группу инвалидности, и в 35 лет я комиссовался из милиции. В 2000 году от рака умерла жена, тоже ликвидатор…
«Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации…»
Эти слова диктора из всех репродукторов города для Юры Головачева были приятной музыкой: в школе отменили уроки, и контрольной по ненавистной ему алгебре не будет уже никогда! Он учился в средней школе №25, где его мама, Алла Владимировна, преподавала русский язык и литературу. Отец, Николай Максимович, работал инженером на ЧАЭС. Припять Юра считал самым лучшим городом на свете: сколько там было радости для ребят! Воды, чтобы плавать и ловить рыбу, — сколько хочешь! А еще качели-карусели в городских парках, велосипедные дорожки в каждом сквере, спортивные школы, кинотеатры и очень вкусное шоколадное эскимо! Юра родился в Припяти в 1973 году, и по этому поводу его родителям дали большую трехкомнатную квартиру на девятом этаже. В ясную погоду с балкона была хорошо видна ЧАЭС…
Утром 26 апреля его больше всего удивило большое количество поливочных машин на улицах, но мама сказала, что город готовят к празднику. Соседи уже обсуждали аварию, которая случилась ночью на станции, но взрослые не говорили ничего конкретного: кто-то слышал хлопки, кто-то видел пожар, который, впрочем, быстро потушили. Юра был уверен, что ничего серьезного случиться не может: отец говорил, что на ЧАЭС стоит тройная система защиты. По поводу своей работы и жизни в Припяти взрослые много шутили. Вот, например, на новогодней юморине в Доме культуры, в которой участвовали его родители, на сцене в какой-то момент появился …гроб со спящим «красавцем-атомом». Потом все смеялись над тем, что никак не могут достроить новый торговый центр, и «экскурсовод по Припяти» говорил, что если и дальше строители будут так работать, то весь город превратится в «уникальный памятник безответственности», который надо обнести забором и сохранить для истории…
Вообще у Юры в тот апрельский день было чувство такой легкости, будто летишь над землей! Много лет спустя он узнал, что эффект «приподнятости» дает очень высокий радиационный фон, у специалистов на атомных станциях есть термин, который описывает это состояние — он называется «ядерное похмелье»…
По пенным лужам вместе с приятелями дотопал до школы, но после первого урока их отпустили. Пользуясь моментом, решили с Витькой махнуть на велосипедах на путепровод, точнее на мост, посмотреть станцию поближе. Кроме странной фиолетовой дымки ничего интересного мальчишки не увидели, не успели догнать вертолет, который летел к речному порту, а от городской поликлиники, где-почему-то собрались машины «скорой» с ревущими сиренами, их прогнали…
27 апреля уроки отменили из-за эвакуации. Родители взяли небольшую сумку с документами, мама на самом дне спрятала кошелек с деньгами, а Юре доверили сумку с продуктами. Кстати, рано утром во все городские магазины поступили вкусные продукты, как всегда, к празднику. Удивительно только, что все они, даже молочные, были в невиданных здесь раньше пластиковых упаковках…
К 14.00 все жильцы их большого дома собрались во дворе. «Икарусы» въезжали медленно, друг за другом, останавливались у каждого подъезда. Сначала места занимали взрослые с малышней, а потом — все остальные. Юре с Витькой достались самые лучшие места — сразу за водителем. Сначала автобусы поехали на окраину, где солдаты в противогазах поливали автобусы густой желтой пеной, а потом колонна отправилась дальше. Пассажиры притихли. Пожалуй, только теперь припятчане стали осознавать масштабы происходящего: навстречу шли военные машины, танки, вдоль дороги стояли плачущие перепуганные жители ближайших деревень.
До майских праздников все жильцы их дома располагались в селе Марьяновка Полесского района, но стало известно, что радиационный фон быстро растет и в Марьяновке. Стало понятно, что ждать больше нечего, и люди начали разъезжаться, кто куда. Юра с родителями отправился к родственникам в Киев. Там их направили на дезактивацию в общественную баню. На выходе вместо своих вещей получили новую верхнюю одежду и по набору белья. Замеряли дозу облучения — она была у мальчишки серьезной — 16 бэр. Месяц пролежал в больнице, потом его отправили на базу отдыха кишиневского мединститута в Одесскую область. Юра первый школьный год после аварии пропустил: все время лечился в разных больницах, на время потерял зрение. Когда вернулся к родителям, которые получили в Киеве квартиру, очень хотелось учиться в специальной школе для «чернобыльских» детей. Но пришлось ходить в обычную, где за эвакуированными детьми до выпускных экзаменов держалось прозвище — «чернобыльские ежики»…
За минувшие три десятка лет в его жизни произошло много событий. Получил профессию инженера-электрика, группу инвалидности. Одного за другим похоронил родителей, собственная семейная жизнь не сложилась… Единственным родственником считает друга Виктора, того самого, из Припяти. Чаще всего, до последних мелочей, Юре вспоминается день 27 апреля 1986-го… Сидя в автобусе, он сочинил тогда коротенькое стихотворение:
Мне будет сниться дом всегда живой
И мамина улыбка у порога.
Как горько, что сейчас передо мной
Легла чернобыльская трудная дорога.
И буду я всегда идти по ней,
И буду к дому я всегда стремиться,
Ведь только там счастливым быть смогу,
И в Припять мне нельзя не возвратиться.
Светлана Балашова
Читайте также:
Ложь оказалась страшнее катастрофы
«Куплю справку с места работы»