От диктатуры к демократии и обратно

Читайте также:

Глава 1. Политология для белорусских «чайников»

Глава 2. В поисках места Беларуси на цивилизационной карте

Глава 3. Раскол общества как результат незавершенной модернизации

Напомню основные выводы главы «В поисках места Беларуси на цивилизационной карте»:

1) Россия является отдельной цивилизацией (РЦ);

2) Беларусь и Украина — составные части РЦ;

3) время РЦ в истории заканчивается.

Второй вывод оппонентами, как правило, встречается в штыки. На мой уточняющий вопрос «А к какой цивилизации принадлежит современная Беларусь?» вразумительного ответа еще ни разу не последовало. Все, что смогли из себя выдавить, сводится к отсылке к ВКЛовскому прошлому.
Спору нет, ВКЛ было частью западно-христианской цивилизации. Но ключевым словом в данном аргументе является слово «было». В смене цивилизационной идентичности ничего уникального нет. История полна подобных примеров.
Подозреваю, что отказываясь признавать Беларусь частью РЦ, мои оппоненты руководствуются принципом, сформулированным одной замечательной женщиной: «Если не любит, все не так».

Цивилизационная идентичность — это последний уровень социальной идентичности. Воспользуюсь примером Арнольда Тойнби. Житель Рима, естественно, ощущает себя римлянином. А дальше? Итальянцем. А дальше? Католиком? А дальше? Представителем западно-христианской цивилизации, объединяющей католиков и протестантов (следует признать, что о своей цивилизационной принадлежности рядовой римлянин может и не задумываться, что не мешает ему осознавать свое принципиальное культурное отличие от выходца из Алжира). А дальше?
А дальше… приехали. Уровни социальной идентичности на этом заканчиваются, и начинается уровень биологический. Все мы, жители Рима, Минска, Москвы и деревни Козлы Несвижского района принадлежим к виду homo sapiens.

Война остроконечников и тупоконечников

Цивилизационные различия — это культурные различия, но не в бытовых мелочах (спор остроконечников с тупоконечниками в романе Джонатана Свифта «Путешествие Гуливера» не разводил лилипутов по разные стороны цивилизационной баррикады). Речь идет о различиях в базовых характеристиках культуры. К таковым в РЦ, в частности, относятся сакральный статус власти и экстенсивная доминанта — конфигурация ментальности, задающая выбор экстенсивных решений в проблемных ситуациях.
Вспомним покорение целины. Располагая самым большим количеством пахотной земли на душу населения, коммунисты были вынуждены десятками миллионов тон закупать зерно за рубежом. Выход из продовольственного кризиса они попытались осуществить за счет полупустыни. Больше земли распашем — больше зерна соберем. Об увеличении отдачи от черноземов никто и не подумал.
Основную идею 3-й главы («Раскол общества как результат незавершенной модернизации»), пожалуй, лучше всего можно передать с помощью следующей цитаты историка Александра Ахиезера:

«Для раскола характерен заколдованный круг, когда активизация позитивных ценностей в одной из двух частей расколотого общества приводит в действие силы другой части общества, отрицающие эти ценности».

Вспомним Перестройку, когда уставшему от товарного дефицита советскому человеку захотелось демократии «как на Западе». Разумеется, не из любви к демократии, а из-за нормального человеческого желания потреблять. И это желание не противоречило основному экономическому закону социализма, сформулированному еще товарищем Сталиным:

«Обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

Фото: kommersant.ru

Благие намерения прорабов Перестройки привели к «хаосу 90-х». Запрос на демократию сменился запросом на сильную власть. Вчерашних демократов общественное мнение переквалифицировало в дерьмократов.

В инверсионном режиме

Раскол исключает диалог между группами с противоположными ценностями. Он легко перерастает в конфликт, в котором каждая из его сторон воспринимает своих оппонентов в качестве носителей зла (протестуны vs. ябатьки). В результате, динамика РЦ, вышедшей из традиционализма, но так и не освоившей в полной мере ценности модерна, приобрела в процессе усложнения общества конфликтный, саморазрушающий характер.
Действие рождает противодействие. Отклонив маятник влево, не стоит ожидать, что он тут же вернется в исходную точку. Он проскочит ее. Главная причина исторических циклов РЦ, причина ее социокультурной динамики чем-то схожа с причиной, заставляющей колебаться маятник.

Сердцевину любой культуры составляет нравственный идеал. Он обеспечивает единство людей. Естественно предположить, что в расколотом обществе имеется не один, а два идеала, и каждый формирует свое единство.

Исходным нравственным идеалом является догосударственный вечевой идеал, господствующий в традиционном обществе. Его первичная организационной форма — собрание глав семей сельского мира. Современным аналогом сельских сходов и их средневековых производных в виде вече и соборов являются советы, не знающие принципа разделения властей, а также отечественное ноу-хау — Всебелорусское народное собрание.

Фото: Президент Республики Беларусь, president.gov.by

Авторитарный идеал возникает как абсолютизация роли главы патриархальной семьи. Такое архаичное представление экстраполируется на первое лицо, т.е. князя, царя, императора, генерального секретаря, а теперь и на президента. Господство авторитарного идеала предполагает абсолютизацию монолога в противоположность диалогу. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно включить телевизор.

Фото: Reuters​

Авторитаризм/тоталитаризм — это организационные формы, с помощью которых авторитарный идеал обеспечивает единство своих сторонников. Основная характеристика авторитаризма/тоталитаризма — страх перед разнообразием. Его преодоление осуществляется за счет централизации решений вплоть до установления крепостничества в масштабе общества.
Колебание между нравственными идеалами и порождает цикличность в истории. Каждый цикл состоял из этапов. Смена этапов происходит благодаря тому, что постепенно господствующий нравственный идеал выявляет свою функциональную несостоятельность, превращая привычный, комфортный мир миллионов в дискомфортный.
Опыт истории показывает, что и после смены нравственного идеала неизбежен кризис, приводящий к росту дезорганизации, а в некоторых случаях к национальной катастрофе, что принуждает исторический маятник двигаться в обратном направлении. Переходы между нравственными идеалами осуществляются, как правило, в инверсионном режиме (от лат. inversio — «переворачивание; перестановка»).
Тут потребуется помощь Ахиезера:

«В качестве инверсии выступает логически моментальное переосмысление того или иного явления как зла, что является одновременно отходом от осмысления его как добра и наоборот. Инверсия выступает как социальный феномен, как массовый взрыв народного негодования, направленный на то, чтобы смести всех, кто разрушает, или кажется, что разрушает, привычные формы жизни, превращает их из комфортных в дискомфортные».

Вспомним строчку из пролетарского гимна: «Кто был никем, тот станет всем». Вот так в темпе вальса на раз, два, три. Справедливо и обратное: кто был всем, тот станет никем. Только в истории XX века без труда можно отыскать массу примеров инверсионного переосмысления оценок первых лиц государства. Список жертв инверсионных переходов открывает Николай I. Традиционно воспринимаемый основной массой населения в качестве царя-батюшки, он за считанные месяцы трансформировался в антихриста, слившись в сознании народа с ненавистным начальством, государством и чиновниками.

Борис Ельцин. Фото: ИТАР-ТАСС

Инверсионной волне обязан своим вознесением на российский трон в 1991 г. и «демократ» Ельцин (царь Борис).
Однако к 1994 г. то, что за три года до этого большинством воспринималось в качестве добра, изменило свои оценки на противоположные. Обратный ход инверсионный волны и обеспечил в Беларуси триумфальную победу директора совхоза, ворвавшегося в политику под лозунгом Come back to USSR. И это в республике, в которой доля сторонников западного пути развития была и остается на порядок больше, чем в России!
Воистину пути инверсионных волн неисповедимы!

Поэтапный переход

Прямая и обратная инверсии и составляют полный инверсионный цикл. По мнению Ахиезера, таких циклов в тысячелетней истории РЦ было два. Отсчет первого следует вести от князя Олега, а черту под ним подвел февраль 1917 г. Окончание первого цикла одновременно стало началом второго, который завершился в 1991 г., дав старт третьему циклу.
Оставим за скобками первый цикл и сосредоточим свое внимание на втором.
Отец-основатель советского государства, Ленин, разделял основное заблуждение интеллигенции, т.е. веру, что народ, если его освободить от угнетения начальства и эксплуататоров, сам быстро наладит жизнь общества. Отсюда абсолютизация советов, представление о социализме как о «живом творчестве масс».
Но совет в своей первозданной форме — общинный (вечевой) институт, орган управления локального сообщества. Он не приспособлен для решения проблем большого общества. Вот почему триумфальное шествие советской власти, которым закончился первый инверсионный цикл и начался второй, завершилось массовым требованием наведения порядка.
Тут просматривается прямая аналогия с реакцией населения практически во всех странах СНГ на трудности переходного периода. Устав от хаоса, свои надежды оно связало с «сильной» президентской властью, что и привело к повсеместному переписыванию конституций, рожденных на гребне прямой инверсии.
Ленин, как справедливо замечает Ахиезер, шел не от капитализма к послекапиталистическому обществу, а от непоследовательного, противоречивого подчинения всей хозяйственной и политической жизни государству к последовательному подчинению.
Пройти этот путь до конца он не успел, но начатый им процесс (точнее, начатый при его жизни) завершил Сталин (точнее, при Сталине он завершился).
Тут следует отметить, что движение от одного крайнего положения социального маятника к другому не происходит линейно. Подобно тому, как лодку проще перевернуть, предварительно ее раскачав, переход между господствующими идеалами проще осуществить поэтапно.

Список второго полного цикла выглядит следующим образом:

• 1 этап. Господство раннего вечевого (соборного) нравственного идеала — от переворота 1917 г. до середины 1918 г.
• 2 этап. Господство раннего умеренного авторитаризма — военный коммунизм.
• 3 этап. Господство раннего идеала всеобщего согласия — НЭП.
• 4 этап. Господство крайнего авторитаризма — правление Сталина.
• 5 этап. Господство позднего идеала всеобщего согласия — правление Хрущева.
• 6 этап. Господство позднего умеренного авторитаризма — этап застоя.
• 7 этап. Господство позднего вечевого (соборного) идеала, приобретшего форму соборно-либерального идеала
• (Перестройка) — от апреля 1985 г. до августа 1991 г.

Важно подчеркнуть, что умеренный авторитаризм не переходит напрямую в крайний авторитаризм. Последний является реакцией на ранний идеал всеобщего согласия. Аналогичным образом поздний соборный идеал формируется как реакция на умеренный авторитаризм. Таким образом полный цикл есть сумма отдельных циклов, каждый из которых подпитывает энергия раскола.

Размер имеет значение

Историк и социолог Александр Ахиезер

Свою теорию циклов Ахиезер разработал в 70-е годы, т.е. на этапе господства позднего умеренного авторитаризма (6 этап). И в полном соответствии с максимой «Нет ничего практичней хорошей теории» он сделать прогноз, из которого следовал распад СССР, т.к. предстоящее господство позднего соборного идеала на практике означало очередное триумфальное шествие советской власти в лице республиканских Верховных советов.
Ахиезеру суждено было дожить до воплощения в жизнь своего прогноза (умер 4 мая 2000 г.). Однако и первых лет постсоветского этапа новейшей истории ему хватило, чтобы прийти к печальному выводу: шансов стать нормальной страной у России нет, т.к. она вступила в третий глобальный цикл.
Прошло 30 лет. Этап господства позднего вечевого идеала завершился расстрелом парламента в 1993 г. Его сменил этап умеренного авторитаризма, начавшийся при Ельцине и заметно укрепившейся при двух первых сроках Путина. Робкая попытка установления господства раннего идеала всеобщего согласия (медведевская либерализация) качнула маятник в противоположную сторону. Поэтому то, что мы сегодня наблюдаем, можно с полным основание назвать этапом господства крайнего авторитаризма.
Как долго он продлится? Ответ на этот вопрос не в последнюю очередь зависит от способности политической элиты концентрировать в своих руках материальные ресурсы (природа ресурсного государства будет рассмотрена в одной из последующих глав). Но то, что в российском обществе начинает формироваться пока еще робкий запрос на демократическую альтернативу путинскому авторитаризму, специалистам с каждым днем становиться все заметнее. К сожалению, пока лишь специалистам.

В Беларуси массовый запрос на альтернативу был предъявлен летом-осенью 2020 г. При всей близости социально-политических моделей товарищей по колебательному несчастью необходимо помнить, что свою теорию Ахиезер разработал для большой самодостаточной социальной системы. Размер имеет значение. Беларусь в этом смысле чем-то напоминает советского коммуниста, колеблющегося вместе с линей партии.
Однако нельзя не отметить и тот факт, что отдельные этапы внутри третьего глобального цикла России соответствующего отклика в Беларуси не вызывают. Что не помешало авторитаризму местного разлива из умеренной стадии перейти в крайнюю.
В России за 10 лет меняется все, за 200 лет — ничего. Это афористичное высказывание наилучшим образом передает цивилизационную особенность России и примкнувшей к ней Беларуси. Вот почему 10 дней потрясают мир, но мало что меняют при этом. Потрясти не означает изменить.

«Реальная альтернатива истории заключается не в возможности ослепительного инверсионного сверхпрыжка в некое состояние, которое столь же прекрасно, сколь и утопично. Реальность в современном сложном мире требует при решении сложных проблем завоевывать успех шаг за шагом, постоянно наращивая способности решать сложные проблемы в каждой точке общества, в центрах власти, не питая маниловских надежд на автоматическое возникновение для этого благоприятных условий».

Предлагаю эту цитату рассматривать в качестве завещания Александра Ахиезера, одного из самых глубоких мыслителей России XX века.

Сергей Николюк, политолог