Казус Малевича, или Искусство создавать свое время независимо от новостей
…А между тем, культурная жизнь в Минске идет своим чередом. В театрах порой случаются премьеры, в музеях иногда открываются интересные выставки. С начала осени прошло пару приличных фестивалей, самый крупный из которых – «Арт-Минск», чудом выживший после расправы над своим идейным вдохновителем. В нем приняли участие 229 художников, а желающих, говорят, было в разы больше. Затем открылся и традиционный «Осенний салон с «Белгазпромбанком». Как обычно, публики много.
Да и вообще событий хватает, самого разного толка. Легендарная зрительница Елена Геннадьевна жалуется, что не успевает их все посещать – хотя, конечно, очень старается.
И все это вызывает возмущенные возгласы. Да какая может быть культура, когда… Вы что, новостей не читаете?!
Новости читают все и реагируют на них примерно одинаково. Да и как еще, скажите, на них можно реагировать?
Многие убеждены, что в этом случае музы должны молчать – ну или высказываться только на определенную тематику. Ту, за которую ты и сам можешь попасть в новостную ленту, а затем и в камеру без матрасов.
Однако многие художники туда не спешат. Более того, они желают творить, а не высказываться «на темы». И все бы ничего, но градус хейтерства по отношению к ним часто зашкаливает.
Прочитав очередной пост на тему «Как вы можете сотрудничать с культурными госучреждениями?», вспомнил я поучительный исторический казус. Как раз про такое сотрудничество.
Представляете, 1919 год. Голод, тиф, разруха, ЧК, продразверстка. Новая власть сразу показала себя во всей красе.
На этом фоне события в уездном Витебске кажутся несуразными. Там открывается народное художественное училище. Это детище Марка Шагала. Молодой, но уже известный художник пошел к большевикам на службу. И уже в должности уполномоченного губернской Коллегии по делам искусств смог добиться воплощения своего замысла.
Усилиями Шагала, педагогами училища становятся довольно известные личности. В октябре 1919 года туда прибывает и основатель супрематизма Казимир Малевич. Осваивается он быстро.
А тем временем Витебск, в придачу ко всему, становится еще и городом прифронтовым. Поляки благополучно взяли Минск и движутся на восток. Пилсудский грозится взять Москву, и кто его знает, блефует ли он. Да и вообще никто не знает, что будет завтра. Ну казалось бы – какие тут ПРОУНы и архитектоны?
И надо же – именно в это время в Витебске появляется УНОВИС!
Совпадение? Не думаю. Скорее, рассинхронизация. Малевич и его единомышленники изо всех сил пытаются жить в своем времени. В том времени, где политические идеи – не более чем формальные темы для творческих экспериментов.
Более того – они сами упрямо свое время создают. Несмотря на актуальные новости.
При этом, они не особо щепетильны в некоторых вопросах. И охотно «вырубают» госзаказы на идейно-верное оформление улиц. Это сейчас, спустя сто лет, оно обрело совсем иной контекст – чисто художественный. Да и вообще революционный пафос – это прикольно. В те времена все воспринималось совсем по-другому. Серьезно.
Чего стоит хотя бы оформление в супрематическом толке здания Ревтрибунала! Это примерно как у нас сейчас на Володарке модный мурал нарисовать.
Читайте также: Рёв революций: сколько весят перемены
Но что поделать: времена были такие. Наверное, в качестве альтернативы Малевич мог бы уехать в деревню и запить горькую. Дожидаясь лучшего для искусства часа.
Хотя, пожалуй, вряд ли. Ведь есть и еще одно объяснение витебскому феномену, куда более прозаичное. Малевич тогда не был бесплотной легендой – соответственно, ему надо было что-то кушать. Как и его новорожденной дочери Уне. Официальный статус работника культуры решил и эту проблему тоже – по крайней мере, хоть как-то, хоть на какое-то время. Потребность в еде и сегодня объясняет поведение многих.
В русле большевистского арт-майнстрима уновисовцы продержались недолго. Судьбы многих их них трагичны. Но чудо в том, что хрупкое искусство смогло пережить свой железобетонный идеологический контекст. Он остался лишь фоном, оттеняющим художественные свершения мирового уровня.
Впрочем, сто лет назад никто об этом, конечно, не предполагал. Тогда все было по наитию, от души – и без гарантий. Как и сейчас.
Вопрос «Кто виноват?» перед нами давно не стоит. И так понятно – но кому от этого легче?
Посему нам, невольным пассажирам этой подводной лодки, приходится перейти ко второму вечному вопросу – «Что делать?». От него никому, пожалуй, не отвертеться.
Ответы каждый находит сам. Кто-то не делает ничего – потому что не время, все плохо, и вообще… И это его право. А кто-то изо всех сил пытается жить своей нормальной жизнью. Делать то, что ему нравится (для одного это творчество, а для другого – рыбалка). Делать хоть что-нибудь. С учетом всех обстоятельств. Хотя бы просто для того, чтобы не сойти с ума.
И таких людей вряд ли можно в чем-то осуждать.
Ян Бертонович